Книга Зареванда (псевдоним супругов и соавторов Завена и Вартуи Налбандян / Zaven and Vartouhie Nalbandian. На внешней картинке фото супругов) “Турция и пантуранизм“, впервые была опубликована на русском в Париже в 1930 году. Книга знакомит читателя с зарождением и развитием пантуранизма и его взаимосвязью с внешней и внутренней политикой Турции конца XIX – начала XX века. Важной частью книги является воспроизведенное предисловие к парижскому изданию, написанное А.Н. Мандельштамом (1869-1949), русским дипломатом, востоковедом, знатоком права Оттоманской империи. В том же 1930 году будущий нацист Расулзаде опубликовал ответную брошюру на книгу Зареванда.

О Завене Налбандяне (1890-1973) – в Армянской сетевой энциклопедии.

О Вартуи Налбандян ( -1978) – видео (1 ч 15 мин, презентация от Lerna Ekmekcioglu, lerna@mit.edu)

Об Андрее Мандельштаме – на английском.

Внизу приводим текст предисловия к книге Зареванда, который “Athanatoi” в 2008 г. вручную набрал вместо старой кириллицы (“Athanatoi” набрал и часть текста после пункта 6, написав: “далее менее интересная часть, но все же, не стал делить текст”). Источник: https://athanatoi.livejournal.com/29387.html

Полностью книга Зареванда на старой кириллице (167 страниц, 6,7 Мб) – Зареванд-1

Книга издания 1930 г. в онлайн продаже – здесь.

Отдельные высказывания Зареванда в переводе на русский – здесь.

Публикации В.А. Надеина-Раевского по пантюркизму – здесь.

… Не придешь ты в Мекку, о странник, ибо путь, по которому ты идешь, ведет в Туркестан…

Комментарий “Athanatoi” (2008 г.)

Итак, все привыкли, что вопрос пантюркизма (или пантуранизма) интересует только армян и его поднимают в основном армяне. Но тут у меня под рукой интересная книжка о пантюркизме в начале 20 века. Автор – Зареванд, введение А. Н. Мандельштама (члена института международного права). Издана в Париже, 1930 году. Эту тему я обещал развить еще месяц назад, до отъезда в Ереван, но время выдалось только сейчас. Книжка написана на старой кириллице (как в дореволюционной России), поэтому распознать ее не получается. Предоставлю читателям введение Мандельштама, которое в принципе, охватывает почти всю книгу с интересными дополнениями от автора. Набираю сам 30 страниц… =) Здесь вы узнаете о корнях пантуранизма, чем отличается пантуранизм от пантюркизма, о том, какую предательскую политику вели мировые державы по отношению к армянам и о многом другом. А автор предисловия лично был знаком с Талаат Беем и другими младотурками. Поэтому его свидетельства крайне ценны. Особенно интересно то, как он рассматривает Армянский вопрос в глобальном плане, т. е. как он выглядел со стороны. Большинство наших книг (книг, посвященных Армянскому вопросу, будь то армянских или неармянских авторов) рассматривают Армянский вопрос в отрыве от других событий, тут же он представлен как часть турецкого плана.
Мы узнаем о том, что армяне стали жертвами раздора “больших игроков”, чем не преминула воспользоваться Турция, и надо отметить мастерство ее дипломатии, ей это удалось. Отмечены отношения советов и кемалистов. Книгу набирал полностью, от всяких комментариев воздержался и не стал набирать цитаты, набрал всю рецензию и вступление от Мандельштама целиком; грамматика и пунктуация сохранены, использовано лишь выделение цветом.

В книге, написанной после Первой мировой войны, затронуты мноие вопросы геополитики тогдашнего времени, вопросы, остающиеся актуальными и сегодня, тот же вопрос территориальной целостности – вопрос самоопределения. И становится понятным, почему Россия, однозначно заинтересованная в демонтаже Турции, не решилась на это. Автор, боящийся туранских планов, также, не избежал подмахивания туркам и тоже, как всегда, забыв об армянах. Это напоминает о том, что помнить о нас никто кроме нас самих, не будет. Он также пытается найти для будущей, посткоммунистической России выход из сложившейся ситуации. Но Советский Союз просуществовал гораздо дольше и планы пантуранистов изменились. О пантуранизме в конце 20 – начале 21 века я напишу позже отдельную статью. Для меня же эта книга была откровением.

В В Е Д Е Н И Е

Автор Введения А. Мандельштам

1 Книга г. Зареванда будет прочитана с величайшим вниманием всеми теми, кто интересуется судьбами Востока.

Но для русских читателей она важна особенно тем, что обнажает настоящие корни пантуранизма, которые оказываются не в Турции : главный толчок к пантуранскому движению был дан не турками Оттоманской Империи, а тюрко-татарскими элементами России. Автор обстоятельно излагает роль, сыгранную в этом отношении тюркскими вождями этого движения, как в самой России, где их деятельность особенно широко развилась под влиянием революции 1905 года, как и в Турции, куда вожди переселились после наступившей в России реакции. Нет никакого сомнения, что идейными основоположниками пантуранизма нужно считать российских выходцев – татар Ахмеда Агаева, Юсуфа-Акчуру, Али Гусейна Задэ, Измаила Гаспринскаго и др.

2. Нужно однако сказать, что если проповедь российских пантуранистов восторжествовала в Турции, то благодаря тому, что нашла там благодарную почву.

Автор, конечно, прав, когда указывает, что османские турки долгое время и не подозревали о существовании зарубежных братьев и узнали о них из сочинений Leon Cahun, Vambery и других знаменитых европейских ориенталистов. Так напр., младотурецкий лидер Талаат Бей, еще в 1909 году, говорил мне, что только недавно узнал о существовании турецких братьев в Средней Азии. – Но все же почва, на которую упали семена российских пантюркистов, оказалась необыкновенно благодарной.
Дело в том, что, – как правильно отмечает и автор – в критический для пантуранизма момент, т. е., вскоре после установления младотурецкого режима, новые господа Турции разочаровались в оттоманизме, т. е. в политической системе равноправия всех разношерстных элементов Оттоманской Империи и объединения их в одну оттоманскую нацию* (прим: см. нашу статью “Младотурецкая Держава” в “Русской мысли” за 1915 год). Напомним, что система эта лежала в основе известного Хатта Хумайюна 1856 года и что этот Султанский Указ, хотя и был издан под давлением великих держав и зарегистрирован в Парижском мирном трактате 1856 года, соответствовал настроениям интеллигентской части турецкого общества эпохи тантизмата (реформ). Но реформы эти, как хорошо известно, в жизнь проведены не были и административный произвол Порты привел к русско-турецкой войне, Берлинскому трактату 1878 года и отторжению от Турции части её европейских владений. “Красный Султан” Абдул Гамид не пожелал воспользоваться этими уроками, а наоборот, развил до крайней степени все отрицательныя черты старой турецкой государственности: деспотизм, по отношению ко всем подданным; особенно жестокое притеснение христиан; поддержание в народе невежества и религиозного фанатизма. Такой внутренней политике Султана Абдул-Гамида соответствовала вовне усиленная пропаганда воинствующего панисламизма.
Младотурецкие революционеры, работавшие в течение гамидовского периода как в подполье, так и заграницей (особенно во Франции), были убежденными сторонниками оттоманизма и насчитывали поэтому в своих рядах многих христиан, в особенности армян. К панисламизму Абдул-Гамида они относились отрицательно, не желая вызвать недружелюбное отношение к новой Турции великих держав (России, Англии, Франции) с многомиллионным мусульманским населением. Поэтому, как только они пришли ко власти, немедленно ввели в действие фактически упраздненную Абдул-Гамидом либеральную конституцию 1876 года, построенную на равноправии всех граждан единой оттоманской нации.
Автор отмечает (стр. 59-61), что младотурецкие вожди очень быстро отошли от оттоманизма, не встретив со стороны инородческих элементов того доверия и сочувствия, на которое они считали себя в праве рассчитывать. Эту жалобу я лично неоднократно слышал из уст самых видных младотурецких деятелей, как напр., Талаата, Назима и Беха-Эддин Шакира. Со своей стороны, как очевидец этой эпохи, я должен признавать, что в этих жалобах была известная доля правды. Положение, в котором очутились младотурки, было действительно очень тяжелым. На наследстве, полученном ими от старой Турции, лежало слишком много крови, а революция дала толчок к окончательной потере Боснии, Герцеговины и Крита и к провозглашению независимости Болгарии. Помимо того, задача обращения турецкой деспотии в оттоманское правовое государство была в начале ХХ века несравненно труднее, чем в эпоху танзимата. Оставшиеся у Турции европейския владения окаймлялись теперь новыми молодыми нациями, являвшимися естественными центрами притяжения для сородичей – греческих, болгарских и сербских подданных Порты. Поэтому, когда инородческие элементы почти всецело вошли в состав либеральной партии (ахраров) и стали требовать децентрализации, младотурки увидели в этой программе начало своего конца и воспротивились её осуществлению.
Такая политика свидетельствовала, однако, о полном отсутствии гражданского мужества. Дарование разумной децентрализации, а в известных случаях даже автономии, представляло все-таки шанс для спасения остатков европейских вилаетов, так как отняло бы у балканских государств повод к вмешательству и позволило бы младотуркам опереться на сочувствие великих держав, только что доказавших свое доверие к молодой Турции отказом от контроля над Македонией и не желавших, в эту пору, ея дальнейшего расчленения. Но вместо децентрализации, младотурки скоро прибегли к системе террора, затмившей своей жестокостью диктатуру Абдул-Гамида и, в отличие от последней, распространившейся уже на мусульманских инородцев – албанцев и арабов. Результатом такой безумной политики явилась, как известно, Балканская война 1912 года, а за ней – новая ампутация Турции.
С любопытными фактами в руках автор показывает, как умело полная растерянность младотурок перед инородческой проблемой была использована энергичными российскими пантуранистами, интерес коих не допускал торжества в Турции ни оттоманизма, ни панисламизма. К тому же, в самой Турции выдвинулись свои пантуранисты, и среди них знаменитый Зия Гек Альп, член Центрального комитета партии “Единения и Прогресса”. Еще до Балканской войны, в 1911 году, конгресс партии отказался от оттоманизма, а вскоре после конгресса некоторые лидеры российского пантуранизма – Гаспринский, Али Гусейн Задэ и Акчура были избраны в Центральный Комитет Партии.
Вместе с тем, в 1910 и 1911 гг. пантуранская пропаганда усилилась, как в Турции, путем устройства “турецких очагов”, так и в России, посредством создания различных культурных обществ. Несчастная Балканская война дала последний толчок к окончательному торжеству пантуранизма. Балканская война, говорит автор, “перевернула весь уклад мысли турок, все их понятия о государстве и нации. Турки поняли наконец, что они не оттоманы, а турки”… они стали радоваться “тому, что умерла старая “больная” Оттоманская Империя и на ея месте возродилась новая Турция. Правда, они потеряли вследствие этого несколько ервропейских вилаетов, но за то приобрели свое настоящее отечество, свою “родную землю” – в Азии.

3 В каких пределах должен осуществиться идеал пантуранизма?

Автор проводит любопытную параллель между вожделениями татарских и турецких пантуранистов. Знаменитый Агаев включает в “тюркский мир” Балканы, Малую Азию, Крым, Кавказ, Дагестан, Астрахань, Поволжье, Саратов, Самару, Казань, Уфы, Оренбург, Сибирь, Монголию, Китайский и русский Туркестан, Бухару, Хиву, Хорасан, южное побережье Каспийскаго моря и два Азербайджана (стр. 84). Более скромны турецкие пантуранисты, ограничивающиеся лишь территорией, населенной тюркской группой туранских народов, В которую входят тюрки Сибири, Центральной Азии, Поволжья, Ирана и б. Оттоманской империи; поэтому они предпочитают свое движение называть пантюркизмом (стр. 86).
Зия Гек Альп, основоположник пантюркизма, намечает в своей известной книге “Основы тюркизма” 1923 г., три ступени осуществления своего идеала.
1) Тюркизм в самой Турции – что означает ассимиляцию, или, в случае отказ от неё, удаление всех нетурецких элементов; параллельно с этим – очищение турецкого языка от арабских примесей и приближение его к туранским корням, а также создание турецкой национальной культуры. В то же время тюркизм антирелигиозен; он борется против ислама, поворачивая турка “от Мекки к Алтаю”. (стр. 100)
2) Второй ступенью является т.н. огузианизм, т. е. объединение стран, населенных Огуза – Турции и двух Азербайджанов, персидского и русского. (стр. 92).
3) Наконец, что касается других тюркских народностей (татар, киргизов, башкир, якутов, алтайских турок), то Гек-Альп допускает, что они стремятся к созданию собственных культур. Но все же и они, в конце концов, должны войти в общую туранскую федерацию (стр. 92).

4 Что сделано до сих пор для осуществления пантюркизма?

Во время великой войны турки вполне обнаружили свое пантуранское лицо. Учиненную ими в 1915 г. ужасную резню армян несомненно нужно рассматривать как одно из подготовительных действий к осуществлению пантуранской программы; нужно было уничтожить инородный клин, вонзившийся между Турцией и Азербайджаном. С другой стороны, приводимый автором циркуляр Комитета партии “Единения и Прогресса” прямо говорит об объединении всех туранских народов, как об одной из целей войны; о том же свидетельствуют обращение российских татар к Вильсону в 1916 г. Победы русской армии разсеяли было все надежды, но русская революция окрылила из вновь, и следующие один за другим общемусульмансикие съезды 1917 г. проявляли все более растующую антирусскую и туркофильскую тенденцию. Большевицкая революция и Брест-Литовский мир принесли пантуранистам уже реальные плоды – в виде Карс, Ардагана и Батума. Но и после Брестского мира с Советской Россией турки продолжали свое наступательное движение в Закавказье и заняли Баку, горячо приветствуемые азербайджанскими татарами. Только победа союзников заставила турок вернуться в Анатолию.
Что касается кемалистского движения, то нам кажется, что автор прав, объясняя его успех верою в пантуранский идеал, которая овладела военной и гражданской молодежью Анатолии. Кемализм, говорит он, “был выкристаллизовавшимся стопроцентным тюркизмом.” Этим автор и объясняет совершенно правильно, что отказываясь от Сирии, Месопотамии, Аравии, Западной Фракии, турецкие националисты главнейшим лозунгом своей борьбы выставили удержание Армянского плоскогорья и недопущение создания на нем армянского государства. Верно также, что проведение в жизнь этого лозунга могло осуществиться только благодаря поведению держав-победительниц, которыя заключили странное перемирие в Мудросе, не разоружившее турок и позволившее им укрепиться как раз в Турецкой Армении.
Другую причину успеха кемалистов автор видит в их угрозе поднять весь туранский и даже мусульманский мир против союзников, и главным образом, против Англии. Автор говорит, что такая угроза в этот момент “была гораздо реальнее, чем до и во время войны и это потому, что лозунг освобождения народов, ставший таким популярным по окончании войны, коснулся и создания туранских и вообще восточных мусульманских народов, пробудив в них чувство национального самосознания. Первым его выражением было подчеркнутое высказывание с их стороны симпатий к Турции и к турецкому национальному движению” (стр. 124). Это, конечно, верно. Все же нам кажется, что брожжение среди мусульманских масс в Индии и Северной Африке, с которым только и считались в Лозанне союзники, было главным образом вызвано грозившей всему мусульманскому миру опасностью потерять столицу халифата – Константинополь. Это брожжение и имело своим конечным результатом сохранение за Турцией Константинополя и частей Европейской Турции. Что же касается сохранения за турками армянской территории, хотя и без армян, то оно объясняется, на наш взгляд, не боязнью держав перед панисламизмом или пантуранизмом, а другими очень сложными причинами.
Как известно, во время великой войны, союзники неоднократно и самым торжественным образом заявляли о своем решении освободить армян от турецкого ига. Правда, Севрский трактат 10 августа 1920 г. создал независимую Армению из земель, входящих в состав не Турции, а Императорской России; все же 89 статья договора предоставляла Президенту Вильсону определить границы этой независимой Армении с Турцией, иными словами, включить в нее части турецкой территории. Но постановления Севрского трактата, как и третейское решение Президента Северо-Американских Соединенных Штатов, присудившее Армении большие части Ванского, Битлисскаго, Эрзерумскаго и Трапезундского вилайетов, остались на одной бумаге. “Главные союзные державы” (Франция, Англия и Италия) не только не привели их в исполнение, но даже воспротивились вступлению Армении в Лигу Наций, заявив, что не могут взять на себя гарантию её границ, к которой в случае принятия Армении в Лигу обязывала бы всех членов Лиги знаменитая 10 статья Пакта. В результате этой политики, оставленная на произвол судьбы независимая Армения весьма скоро была раздавлена соединенными усилиями Советов и кемалистов и поделена между ними. Что же касается судьбы турецких армян, то для них на Лондонской Конференции 1921 года союзники выговаривали еще создание “национального очага” на восточной границе Турции; но уже на Парижской Конференции 1922 года указание на местонахождение этого очага на восточной границе отпало; а на Лозанской Конференции Державы, под напором турок, отказались вообще от идеи Армянского очага. Таким образом, Армянское плоскогорье осталось в руках турок, не отягощенное никакими сервитутами – кроме разве гарантии общих прав меньшинств, принятой Турцией для всей своей территории.
Столь безславное сворачивание союзнических знамен перед побежденной Турцией в Армянском вопросе не оправдывается, конечно, с точки международнаго права, в виду данных армянской нации обещаний, подтвержденных Севрским трактатом. Нельзя в защиту держав и привести довод “непреодолимой силы” – т. е. оправдать их поведение всеобщим утомлением народов, не допускавших новой войны: ибо союзники не сделали даже попытки произвести на Турцию давление путем финансового и экономического бойкота. Тем более, интересны политические причины, помешавшие державам исправить тактическую ошибку, допущенную при заключении Мудросского перемирия.
К числу этих причин нужно отнести трения между союзниками. Севрский трактат вызвал серьезное недовольство Франции и Италии, считавших, что их национальные интересы, в особенности, при распределении мандатов, принесены в жертву интересам Англии; вследствие этого эти две державы сочли удобным пойти на сператаные соглашения с Турцией, весьма выгодные для последней. Англия одна продолжала держаться антитурецкой ориентации, но поражение покровительствуемой ею Греции и мусульманская агитация в Индии заставила ее пойти на уступки. На Лозанской конференции малоспевшиеся державы поступились в пользу побежденной ими Турции весьма существенными собственными интересами и, между прочим, отказались от капитуляций. Наряду с этим, отказ от армянских прав и оставление Армянского плоскогорья в руках турок показались, очевидно, союзникам уступкой гораздо менее тяжелой для их самолюбия и их интересов.
При всем том, нам кажется, что страх перед пантуранизмом едва ли являлся в глазах союзников одним из мотивов, побуждавших их к уступчивости по отношению к кемалистам. Ведь наличие такого страха должно было, наоборот побудить державы в собственных же интересах их, воспротивиться оставлению армянского коридора между Ангорой и Тураном в руках турок… Главным двигателем политики держав в турецком вопросе было, конечно, желание помешать сближению кемалистов с большевиками. Поэтому, Англия заключила в 1921 году сператаное соглашение с Советами, а Франция и Италия – с Ангорой. Но такая разрозненная политика союзников привела только к еще более тесной спайке турок и большевиков, объединенных одинаковой ненавистью к державам Согласия* (прим: Желающих подробнее ознакомиться с политикой держав в Армянском вопросе позволяю себе отослать к моей книге “La Societe des Nations et les Puissances devant le probleme Armenien.” 1926, Paris, Pedone.)

5 Автор совершенно правильно оценивает значение поддержки, которую большевики оказали кемалистскому движению, с самого его возникновения.

В 1919 г. в Москве при Наркоминделе была основана “Лига Освобождения Ислама”, и советские делегаты участвовали в первых конгрессах кемалистов. Правда, после ухода союзников из Закавказья, турки согласились на советизацию “освобожденнаго” ими Азербайджана, зная, что симпатии населения все равно останутся на их стороне. Но за эту, Кажущуюся, чисто временную уступку они полчили согласие большевиков на разгром и раздел Армении, а по Московскому Договору 1921 г. приобрели Карскую, Ардаганскую и Сурмалинскую области, да еще обеспечили себе на всякий случай корридор к татарским сородичам путем изъятия Нахичеванского района из-под власти Советской Армении и передачи его под протекторат Азербайджана. Нельзя не согласиться с автором, что от турецко-большевитской “дружбы” в выигрыше остались одни турки: большевики не достигли своей главной цели – “советизации” Турции, и в конце концов не смогли даже удержать “друзей” от заключения мира с державами. Турки, наоборот, использовав большевицкий козырь, заключили столь блестящий для них Лозанский мир, и сверх того укрепили свой престиж как в Азербайджане, так и в других созданных Советами турецко-татарских автономных образованиях.
Пожалуй, самой интересной для русских главой в книге г. Зареванда является последняя – “Пантуранизм в наши дни”. В ней автор наглядно показывает, что Мустафа Кемаль, хотя оффициально и принужден иногда отрекаться от пантуранской программы: сюда относится насильственное отуречивание населения, отказ от халифата и мусульманских нравов, реформа языка путем приближения к наречиям туранских кочевников, уничтожение шрифта… Остальное впереди. Пантуранская пропаганда уже сейчас ведется среди российских тюрко-татар. “Турция”, говорит автор, “является подлинной политической Меккой для них всех, а Мустафа Кемаль истинным пророком” (ст. 154). Все прочнее устанавливается связь между российскими тюрко-татарами и турками; турецкие учителя преподают в советских школах Азербайджана, Дагестана, Туркестана, Поволжья, Крыма, – а тюркская молодежь Совдепии часто получает высшее образование в Турции (стр. 155).
Автор утверждает, что “есть много оснований думать, что даже у русских большевиков раскрылись глаза перед той опасностью, которую представляет пантуранизм”. Это отрезвление он объясняет тем, что за последнее время пропаганда эмигрантов из российских тюрко-татар, обосновавшихся в Турции, приняла уже откровенный характер. Споры между ними касаются исключительно формы объединения всех тюркских народов, вопроса о том, должна ли связь с Турцией носить характер федерации или же безоговорочного к ней присоединения. Но все тюрко-татарские вожди “объединились на платформе, включающие в себя следующие основные принципы: “признание необходимости культурного и политического единения всех тюрко-татар России и Турции, признание исключительной роли за новой Турцией и в частности, за её вождем Кемаль-Пашой при осуществлении этой великой национальной миссии и, наконец, отказ от старых “иллюзий” на счет добиться удовлетворения своих национальных требований при помощи русской демократии и в случае перехода к ней”. (стр. 156).

6 Книга г. Зареванда выдержена в совершенно объективных тонах. Автор не нападает на пантуранизм, не осуждает его, а только дает картину его возникновения и развития, на основании, главным образом, пантуранских же источников.

Г. Зареванд просто задается целью развернуть перед читателем фазы недавно зародившагося и еще мало известнаго пантуранского движения. Он не судит, а констатирует. Появление этой прекрасной книги следует поэтому всячески приветствовать и пожелать ей широкаго распространения среди русской публики, в недостаточной мере осведомленной о росте и силе современного пантуранизма, имеющаго столь большое значение для развития в том или ином направлении государственности будущей свободной России.

В заключение позволяем себе высказать несколько соображений по поводу проблем, неизбежно встающих после чтения г. Зареванда перед каждым русским, любящим свою родину.

I

Первый, основной, вопрос, конечно следующий: Действительно ли тюрко-татарские народы России тяготеют к Турции?
В свободной России, организованной на началах федерализма и областных автономий, тюрко-татарские народы будут, конечно, наделены крайней степенью политической самостоятельности, совместимой с сохранением единой российской государственности. Но удовлетворятся ли этим тюрко-татарские народы? Правда ли, что, как говорит пантуранист Исхаков, “среди зарубежных турок никогда не было движения, стемившегося к отдельному от Турции объединению. – Никогда не стремились “свить свое гнездо” : Север – вокруг Казани, Туркестан вокруг Бухары, Крым – вокруг Бахчисарая и Азербайджан вокруг Баку. Эти центры в своей действительности всегда исходили из сознания, что являются лишь ветвями великаго тюркскаго дерева, что тот воздух, которым все они дышат, есть турецкий воздух.” (стр 161.) Правда ли это? Личное ли это только мнение осевших в Турции и отуречившихся лидеров пантуранизма, или же эти слова выражают глубокое настроение тюрко-татарских масс России? Действительно ли эти массы в наш век крайнего национализма, не желают сохранения своего, хотя и маленького, но собственного лица, – татарского, киргизскаго, узбекскаго, башкирскаго, – а неудержно стремятся к полному растворению в чисто-турецком море? И далее, если эти народы стоят за сохранение своих особенностей, то желают ли они, следуя заветам Зии Гек Альпа, федерироваться по племенному признаку с Турцией, или же быть равопрваными членами Российской державы, в которой они найдут, в большей степени, чем в Турции, удовлетворение всех своих экономических потребностей?
Несмотря на все утверждения пантуранистов, этот вопрос о подлинности стремления российских тюрко-татарских масс к отуречиванию остается далеко не выясненным, и на него книга г. Зареванда не дает и не может дать – в нынешних русских условиях – исчерпывающего ответа. По отношению тюрко-татар к Совдепии нельзя судить об их будущем отношении к возродившейся России.

II

Второй вопрос можно формулировать следующим образом: намечаются ли постоянныя линии новой политики Турции по отношению к России, политики, стремящейся к освобождению тюрко-татарских народов из под васти России, подобно тому, как в течение столетий Россия стремилась к освобождению балканских народов из под власти Оттоманской Империи.
Этот вопрос о новой политике Турции мы не связываем с политикою нынешней кемалистской Турции, а ставим его гораздо шире. Прочность нынешнего турецкаго режима еще не окончательно выяснилась. Гази Мустафа Кемаль Паша не только радикально изменил политический и религиозный облик Турции. Он не только упразднил султанат и халифат и обратил Турцию в республику. Благодаря его исключительной жнергии, ему удалось провести в Турции социальныя реформы, от которых младо-турки отказались после первых же неудачных попыток в 1908 г. Эмансипация женщин; отделение ислама от государства; отмена средневекового мусульманскаго законодательства, совершенно не соответствовавшего сложным требованиям современной жизни, и введение европейских кодексов; переход от арабской азбуки к латинской; попытки очищения турецкаго языка, загроможденнаго арабскими и персидскими примесями – вот главныя вехи, характеризующия современную турецкую реформу. Но все эти новшества проведены железнй волей одного человека, опирающегося на армию и в руках котораго парламент является послушным орудием. И все та единоличная воля, проникшись, повидимому, пантуранским идеалом, направляет исподволь турок к созданию большого туранского гсоударства за счет России. Но прочна ли эта диктатура? А если она когда нибудь будет заменена иным режимом, то переживет ли ее пантуранизм? Связан ли он только с кемализмом, или он действительно присущ национальной душе современного турка-османлиса и соответствует его подлинным интересам?
Ответить на эти вопросы вряд ли возможно в настоящее время, когда движение пантуранизма насчитывает всего два-три десятка лет, а кемализм – одно только десятилетие. Турецкий народ, не выходивший, начиная с 1911 года, из цикла войн и нуждающийся прежде всего в покое, вряд ли одушевлен в настоящее время широкими завоевательными замыслами. В виду его исключительной дисциплинированности, Мустафа Кемаль сможет, в случае новаго русскаго кризима, бросить турецких аскеров на Закавказье и на Туркестан. Но такое случайное наступление, такое использование русской смута, не явится еще твердым доказательством новой, более или менее постоянной, панутранской политики Турции в русском вопросе…

III

Тем не менее, сама возможность постоянной пантуранской политики Турции заставляет нас поставить третий и последний вопрос. В случае, если какая либо более или менее прочно установившаяся турецкая государственность повела сознательную пантуранскую политику, как должна будет реагирвоать на нее воскресшая Россия?
Не имея возможности ответить на этот вопрос сколько нибудь исчерпывающим образом в рамках краткого введения, мы позволяем себе только высказать несколько мыслей о международной обстановке, в которой он встанет перед русским обществом и русским государством, так как обстановка эта, на наш взгляд, будет иметь огромное значение для разрешения проблемы.

До великой войны агрессивный пантуранизм имел бы только одного главного противника – Россию; при этом он мог бы, конечно, расчитывать на сочувствие ея недругов, – а может быть, и некоторых ея друзей. Но в настояще время международное положение значительно изменилось. Не только создана Лига Наций, не только действует Гаагский Международный Суд, но неудержимо растет среди народов отвращение к войне. Отвращение это вызвано не столько нравственным усовершенствованием, сколько все более крепнущим сознанием человечества, что при условиях современной военной техники и взаимной экономической связи народов, война не мжоет служить более средством разрешения международных споров. Она уже н етолько безнравственна, но и невыгодна для всех воюющих. Поэтому человечество начинает все более и более относиться к войне отрицательно. Заключение Парижского Пакта 1928 г. об “отказе от войны как средства национальной политики” (Пакт Бриана-Келлога), к которому примкнули все решительно страны мира, является ясным тому указанием.
Такая международная атмосфера позволяет надеяться, что обновленные русский и туранский миры не неизбежно осуждены на новыя кровавыя столкновения. Если Россия и Турция войдут в Лигу Наций, то обе будут, конечно, связаны ея постановлениями о мирном разрешении международных споров. Но если бы этого даже и не случилось в течение ближайшего времени, все же Лига Наций, в силу 11 ст. Пакта может вмешиваться в русско-турецкую распрю, в интересах сохранения всеобщаго мира. В самом деле, эта 11 статья гласит :
“Сим твердо объявляется, чтов сякая война или опасность войны, независимо от того, касается ли она непосредственно или нет одного из Членого Лиги, затрагивает интересы всей Лиги, и что эта последняя должна принять меры, способные обеспечить действительным образом мир между народами. В подобных случаях, Генеральный Секретарь созывает немедленно Совет, по требованию всякаго члена Лиги.”
“Помимо того объявляется, что каждый Член Лиги имеет право дружеским образом обратить внимание Собрания или Совта на всякое обстоятельство, могущее повлиять на международныя отношения и угрожающее в дальнейшем нарушить мир или же доброе согласие между народами, от котораго зависит мир.”
Но международная жизнь не только вырабатывает новыя формы разрешения международных конфликтов (Лига Наций, Гаагская Постоянная палата международного Суда, Третейские суды); постепенно создается и новое международное право, применяемое этими инстанциями. И в эинтересующем нас вопросе о размерах прав нацоинальностей уже вырисовываются принципы, позволяющие примирить права государства и населяющих его народностей.
Это нарождающееся новое международное право отнюдь не клонится к признанию права каждой национальности на самоопределение. В своей абсолютной форме этот лозунг не оказался жизнеспособным. Президент Вильсон, выставивший принцип самоопределения в его абсолютной форме 27 мая 1916 года, очень скоро от него отказался, признав уже в своей известной речи 22 января 1917 г. за всеми народностями только право на известный минимум культурной и социальной автономности. Вообще же доктрина Президента окончательно выкристаллизовалась в его послании от 11 февраля 1918 года, где он провозглашает необходимость считаться “с существенной правдой каждаго отдельнаго случая” и утверждает, что “все ясно определившиеся национальные стремления должны получить самое полное удовлетворение, какое только возможно им дать, не вводя новых и не увековечивания старых элементов беспораядка или раздора, способных, со временем нарушить мир Европы, а стало быть и всего мира”. Таким образом, если исходить из Теории вильсона, то разрешение конфликтов между государствами и нациями, входящими в его состав, не будет производиться по однообразному рецепту самоопределения народов. Иногда решение придется вынести в пользу государства, иногда в пользу народностей, в зависимости от того, чего потребуют высшие интересы человеческаго общества в каждом данном случае.
Теория Вильсона не вошла в Пакт Лиги Наций, но Совет Лиги Наций проникся ея духом, как вытекает из его решения по знаменитому Аландскому вопросу. 24 июня 1921 г. Совет Лиги признал суверенитет Финляндии над Аландскими островами, населенными исключительно шведами, но обязал за то Финляндию дать островам политическую автономию.
Решение Совета Лиги Наций основано на весьма интересных заключениях двух комиссий ученых международников.
Доклад Первой Комиссии констатирует прежде всего, что принцип самоопределения народов не фигурирует в Пакт Лиги Наций, и признан только некоторыми международными трактатами, что недостаточно для признания его правилом действующего международного права. В нормальное время, право распоряжаться национальной территорией есть аттрибут суверенитета каждого окончательно образовавшегося государства (Etat definitivement constitue); поэтому право на отделение от государства известной части его населения не принадлежит ни этой части, ни какому либо другому государства. От этого правила Комиссия отступает только для переходных эпох, вызванных революциями и войнами. В такия смутныя эпох создание новых или преобразование старых государств затрагивает интересы всего международного общения, каковые могут привести к признанию народного самоопределения. Но и в таких случаях это право не применяется однообразно. Так напр. оно должно быть сообразовано с принципом защиты меньшинств. Помимо того, заключает первая Комиссия, не следует терять из виду, что даже если предоставить принципу самоопределения преобладающее щначение среди всех принципов, влияющих на образование государств, все же соображения географического и экономическаго характера и другия могут помешать его “интегральному признанию”.
Вторая Комиссия юристов, В полном согласии с первой, заявляет, что право самоопределения народов есть “начало справедливости и свободы, выраженное в неопределенной и общей формуле, которая подала повод к самым разнообразным пререканиям”. Далее доклад Комиссии говорит:
“Возможно ли провозгласить как абсолютное правило, чтобы меньшинство населения государства, окончательно образовавшегося и вполне способнаго исполнять свою задачу, имело право отделиться от него с целью присоединения к другому государству или же объявления своей независимости? Ответ может быть только отрицательный. Признание за языковыми или религиозными меньшинствами или за фракциями населения права выхода из общения, к которому они принадлежат, потому только, что такова их воля или доброе желание – было бы равносильно уничтожению внутреннего порядка и устоев государств и введению начала анархии в международную жизнь; это равносильно было бы защите теории, несовместимой с самой идеей государства как единицы территориальной и политической.”
“Надлежит разумным образом приложить идею справедливости и свободы, заложенную в формуле самоопределения, к отношениям между государствами и меньшинствами, которыя они в себе содержат. Справедливо, чтобы этничесий характер и вековыя традиции этих меньшинств уважались, насколько это возможно; в особенности необходимо, чтобы эти меньшинства имели право свободно исповедовать свою веру и развивать свой язык. Этот постулат является одним из самых благородных достижений новейшей цивилизации и вместе с тем, – так как вне справедливости нет прочнаго мира, – он представляется одним из наиболее действительных средств для упрочения мира и для укрощения ненависти и раздоров как внутри государств, так и в международных отношениях. Но по каким причинам следовало бы позволять отделиться от государства, с которым оно связано, если это государство предоставляет те гарантии, которыя меньшинство в праве требовать для сохранения своего социальнаго, этническаго и религиознаго характера? Такое разрешение – помимо всяких политических соображений – явилось бы в высшей степени несправедливым по отношению к государству, расположенному идти на уступки…”
“Отделение меньшинства от государства, В состав которого оно входит, и присоединение его к другому государству не могут рассматриваться иначе как крайнее и совершенно исключительное средство, применяемое тогда, когда это государство не желает или не в осстоянии создать и обеспечить справедливыя и действительныя гарантии.”
Нам кажется, что только приняв вышеизложенную точку зрения Лиги Наций на значение принципа самоопределения народов, можно будет безболезненно разрешить проблему пантуранизма. Вопрос о выходе из пределов России тюрко-татарских племен должен получить не однобокое решение, исходящее из интересов этих народностй, а решение, основанное также на интересах русской государственности. Мы глубоко убеждены в том, что каждое, даже самое незначительное меньшинство имеет право на культурную автономию, что народам, входящим сплошными массами в пределы какого-либо государства, нужно предоставлять самыя широкия политическия автономии, и что введение федеральной системы является в известных случаях актом величайшей государственной мудрости. Но мы отрицаем абсолютное право народности на выход из государства в том случае, когдавыход приносит этому последнему несомненный вред, тогда как все политические, экономические и культурные интересы этой народности могут получить полное удовлетворение в пределах этого государства. С этой точки зрения, напр., Ирландия имела полное право на статус “свободнаго государства”, а Англия на сохранение с Ирландией известной связи. Возможно, что Каталония имеет известные парва на самостоятельность, но весьма вероятно, что полный разрыв с Испанией не был бы признан международной инстанцией совместимым с интересами испанскими, заслуживающими ведь не меньшего уважения, чем интересы каталонские. Точно также не в интересах человеческого коллектива было бы разрывать живое тело России только потому, что та или иная народность требовала бы полной независимости или вхождения в состав другого государства. Интересы государства и входящих в него наций должны разграничиваться с точки зрения высшаго интереса человечества, и в зависимости от особенных условий каждого данного случая.
К этим соображениям необходимо присоединить еще слдующее. Понятие полнаго, абсолютного суверенитета государства все больше выходит не только из терминологии специалистов международнаго права, но и из обихода народов. Оно заменяется понятием относительного суверенитета, или по просту, исключительной компетенции в той, весьма, конечно, широкой сфере, в которой свободно проявляется воля государства. Такая постепенная утрата идеей полнаго суверенитета своего практического значения совершается не только под влиянием создания Лиги Наций и, хотя и мдленнаго роста ея компетенции. Параллельно с развитием Лиги Наций идет движения в пользу созданя других, более тесных, организмов, имеющих целью совместную защиту интересов отдельных группировок держав. Так, несколько лет назад возникло паневропейское движение, возглавляемое графом Куденхове-Каллерги, которое несомненно вдохновило только что объявленный план Бриана о европейском союзе. Пан-европейское движение стремится к созданию европейской конфедерации (Paneuropa), без Великобритании и России. Такое исключение на наш взгляд совершенно естественно. Великобритания – т. е. Англия вместе с доминьюонами и колониями – сама представляет из себя маленькую лигу наций, имеющую особые интересы, не совпадающие с интересами Европы. И то же нужно сказать о России, географическое положение которой не позволяет ей войти ни в европейскую, ни в азиатскую лигу. Не вдаваясь здесь ни в какия “евразийския” доктрины, мы не можем не считаться с фактом, что существует комплекс общероссийских интересов, требующий особой защиты и не допускающий отпадания входящих в Россию туранских народов.

Нам кажется, таким образом, что человечество идет к следующей схеме будущей юридической конструкции мира.
1. Союз всех народов (Лига Наций), ведающий общими интересами всего человечества
2. В пределах этого союза, большия группировки государств, связанных общими интересами, (напр., европейская, американская, великобританская, российская группировки).
3. Наконец, отдельныя автономныя государства в пределах каждой группы народов, в компетенцию коих входит защита чисто местных государственных интересов.
Нам сдается, что при такой конструкци всемирной организации, к которой по всем признакам, идет человечество, спор между Россией и Тураном может быть улажен без кровопролития. Российское государство не может отказаться от туранских территорий, находящихся в его пределах, ибо это противоречило бы всем его экономическим и политическим интересам. Но не соглашаясь на отложение туранцев, Россия должна будет, со своей стороны, удовлетворить их экономическия, политическия и культурныя требования. Наконец, если бы сама Турция нашла, в виду наличия в России миллионов ея соплеменников, что ея культурные и экономические интересы более совпадают с интересами России, чем с интересами Европы или Азии, она могла бы войти в состав российско-турецкой группировки, имеющей такое же особое лицо, как и европейская и американская группировки народов, и входящей, на равных началах с ними, в Лигу Наций. Быть может, к такой группировке со временем, примкнула бы Персия.
Высказанная нами мысль может показаться смелою – но нам кажется, что она реальнее пантуранизма. и уже, во всяком случае, более в духе нашего века. Пантуранизм может повести к новой войне, создание российско-турецкаго блока – к исключению ея на всегда из отношениями между обеими расами.
Русская дмократия может только привтствовать обновление молодой Турции и горячо желать довершения этого обновления. Но она не может не возстать против утопий воинственного пантуранизма. Освобожденный от большевицкаго ига русский народ сумеет сговориться с туранскими народами относительно условий дальнейшего политического сосуществования в пределах России. Но он не откажется добровольно от российской государственности. Вместо отказа от своих туранских земель, Россия может протянуть Турции руку для мирнаго сближения русскаго мира с туранским в новых формах, вырабатываемых современной международной жизнью.

В заключение, позвлояем себе еще раз поприветствовать появление книги “Турция и Пантуранизм”. Труд г. Зареванда заслуживает величайшего внимания со стороны как русских, так и турок, желающих не насильственнаго, а безболезненнаго разрешения назревающей великой туранской проблемы.

Эта статья в других ресурсах:

• в группе “Армянская община Санкт-Петербурга и России” в Фейсбуке
• на странице “Координационный совет российско-армянских организаций” в Фейсбуке
• вконтакте
• в Одноклассники.ру
• в Телеграм
• в Твиттере