В 1843 году вышла книга генерал-лейтенанта, военного историка Н.И. Ушакова (1802-1861) “История военных действий в Азиатской Турции в 1828-1829 годах.” К сожалению, книги нет в Интернете в текстовом виде. “Хачмерук” оцифровывает и публикует фрагменты книги. Некоторые заглавные буквы в тексте уменьшены.

На этой странице фрагмент Главы X Части 2 книги.

Часть 2

Фрагмент Главы X

Страницы 136-143

 

с. 136

Переговоры с Арзерумскими жителями. Мамиш-Ага. Приказ войскам. Поход к Арзеруму. Нота тамошних граждан. Посольство Генерала Князя Бековича-Черкасского. Его твердость. Сдача Арзерума. Пленение Сераскира. Военные замечания.

 

 

С приобретением Гассан-Кале мы, так сказать, стали твердой ногой при вратах Арзерума. К вечеру 24 числа стянулся весь Корпус и вагенбург. Главнокомандующий лично осмотрел крепость и на месте дал начальникам артиллерии и инженеров потребные наставления относительно ее исправления и вооружения. Из Зевина приказано было перевезти сюда поспешнее все складенные в этом замке запасы. Скоро Гассан-Кале в руках наших получила совсем другой вид и для азиатов была не весьма приступна.

24 числа вновь явились депутаты от многих селений с просьбой о покровительстве. Вслед за ними начали стекаться и жители Гассан-Кале. Все они с полным доверием отдавались великодушию нашего Правительства. Через день в окрестных селениях видна уже была прежняя деятельность, и народ, как в дни спокойствия и мира, возобновил обыкновенные занятия.

Смятение в Арзеруме между тем умножалось более и более. Бегство неприятельских войск из Гассан-Кале и сильное преследование их нашей кавалерией, которая была у города не далее 15 верст, поставили всех тамошних граждан в положение, самое сомнительное.

 

с. 137

Показания лазутчиков и окрестных жителей совершенно в гом согласовались. Сераскир со своей стороны употреблял, напротив, все усилия для поддержания народного духа; у него еще оставалось несколько Дели, до 500 человек регулярной пехоты и около 7,000 кавалерии. Кягьи, по его повелению, оставив на левом фланге Ахмет-Пашу, должен был в скором времени прибыть на помощь с 10,000 разных войск и 15,000 курдов. Этими уверениями он думал ободрить Арзерумских жителей; требовал, чтобы они стали на защиту веры и домов своих, и обещал, что Бог благословит их мужество.

Надлежало разрушить влияние сераскира, и главнокомандующий решился послать в Арзерум к народу собственную прокламацию. Дело возложено было на одного из арзерумских граждан Мамиш-Агу, бывшего начальника янычарской орты. Взятый в плен 19 числа вместе со многими другими турками, Мамиш-Ага отличался пред всеми умом и основательным познанием края. Заметив это, главнокомандующий тогда же отдал его на руки Действительному статскому советнику Влангали, приказал обходиться с ним ласково и стараться приобрести полную его доверенность. Успех совершенно оправдал ожидание. Тронутый обязательным вниманием главнокомандующего и удостоверенный, что Арзерум могут постигнуть те же бедствия, которые испытал Ахалцых, Мамиш-Ага совершенно предался в нашу пользу. Ему последовал другой старшина из Арзерума Бекир-Ага. Когда объявили им намерение главнокомандующего послать в город прокламацию, Мамиш-Ага сам вызвался ее отвезти и расположить умы народа к добровольной покорности; «увидев вашу силу и великодушие,» – говорил он, – «я буду уметь понятным образом внушить это жителям.»

 

с. 138

По изготовлении прокламации на турецком языке, главнокомандующий, призвав в комнату свою Мамиш-Агу и Бекир-Агу, разговаривал с ними около часа, стараясь вразумить их вполне, какое бедствие угрожало Арзеруму в случае сопротивления, и напротив, какого спокойствия и обеспечения они должны были ожидать при изъявлении добровольной покорности. В 3 часа по полудни агенты от правились в путь; к ночи они должны были прибыть в Арзерум; ибо расстояние не превышало 40 верст. Под видом сопровождения Мамиш-Аги и Бекир-Аги послана была кавалерийская партия под начальством генерал-майора Сергеева и нарочный офицер Корпуса Инженеров путей сообщения майор Мельников, которому поручено разительно осмотреть Арзерумскую дорогу для будущего движения. Партия наша оставила посланцев за час пути до Арзерума. Содержание отправленного в Арзерум воззвания видно из следующего перевода с турецкого языка прокламации ко всем жителям Арзерумской провинции.

 

Жители Арзерумские!

«Вы должны быть твердо уверены, что Россия ведет войну с одним только Султаном, который не переставал нарушать трактаты и народные права, всегда и всеми Державами уважаемые. Дабы дать благовидный предлог войне, им объявленной, и поддержать свое предприятие, он обвинял Россию в стремлении к разрыву, и старался вооружить всех магометан, представляя ложно, что Россия желает войны в намерении искоренить закон Магомета.

 

с. 139

«Противное сему вам совершенно известно. Под Державою Монархов Русских миллионы мусульман живут спокойно, пользуются полною свободой своего вероисповедания, законов, обычаев; права собственности их священны: довольные справедливым и благодетельным правлением, они молят Бога о продолжении славы и могущества России; добровольно спешат под знамена наши и с мужеством отличным сражаются против врагов своего великодушного Государя. Обращение наше с магометанами провинций, от Персии покоренных: человеколюбие, оказанное всем мусульманам при взятии крепостей Карса, Ахалцыха и других мест, и великодушное поведение с вашими единоверцами большой российской армии, гремящей победами в Румелии,  — суть блистательные деяния, доказывающие, что Его Величество Государь мой, могущественный повелитель России, ведет войну для того только, чтобы заставить Султана уважать права народные и собственные свои условия, и чтобы принудить его на будущее время поступать справедливо и человеколюбиво со своими – как магометанскими, так и христианскими подданными, которые с некоторого времени подвергаются всем ужасам тиранства и притеснений.

В другой раз принял я начальство над победоносными войсками моего Августейшего Монарха, с которыми разбил уже Сераскира, дерзнувшего сопротивляться; рассеял полчища его и отнял пушки. Не дав опомниться, я устремился против Гагки-Маши, которого взяв в плен, овладел его лагерем и всеми находившимися при нем артиллерийскими орудиями, военными и съестными припасами. Теперь иду я для вторичного поражения Сераскира, если он осмелится еще раз показаться, и для совершенного истребления всех, кои поднимут на нас оружие, но, соблюдая спокойствие, напротив пощажу тех, которые изъявят покорность и останутся мирно в домах своих.

 

с. 140

Вам известны дисциплина войск, состоящих под моим начальством; справедливость и добрый порядок, установленный в землях завоеванных; кротость и снисхождение к тем, которые не уклоняются от прямого повиновения и верности. Мне остается повторить от имени моего Государя обещание, что вам вполне сохранятся права свободного вероисповедания и обычаев, неприкосновенность чести семейств и вашей собственности. Чувства великодушия и человеколюбия побуждают меня предупредить вас, что в случае добровольной сдачи вы и семейства ваши будете пользоваться полным уважением; если же станете в том упорствовать, то напрасное пролитие крови падет на вас самих.

Спешу отправить к вам нарочно соотечественников ваших Мамиш-Агу и Бекир-Агу; которые взяты мною в плен в день разбития Сераскира; они знают силы мои и намерения, и надеюсь, что представят вам все в настоящем виде. Ожидаю ответа, который не замедлите с ними же доставить.»

 

Мамиш-Ага и Бекир-Ага в сумерки прибыли в город; они созвали своих знакомых, на которых могли положиться; объявили им цель приезда и просили участия; большая часть народа уже решительно приняла сторону Сераскира, веря его обещаниям о скором прибытии подкрепления. Им надлежало поступать с крайней осторожностью в отношении к черни, всегда буйной и движимой первыми впечатлениями. Сообразив всю опасность и затруднение, они решились не вдруг обнародовать причины своего прибытия, и прежде всего сочли необходимым вместе с соучастниками своими обратиться к Аян-Аге (губернатору города).

 

с. 141

Он, обсудив доводы, согласился, что одна покорность может спасти город и жителей. В таких мыслях он поспешил созвать к себе всех вельмож арзерумских, имевших участие в правлении и пользовавшихся некоторым влиянием на народ. Им прочитали воззвание главнокомандующего, и Мамиш-Ага, со всей убедительностью очевидца и соотечественника, рассказал, что средства русских неимоверны; силы непобедимы, искусство превосходит понятие, а великодушие и строгость правил их беспредельны, и ручаются за святость выполнения всего, написанного в воззвании. Подобный живой рассказ человека, всеми уважаемого в городе за ум, праводушие и твердость, без сомнения должен был расположить собрание в нашу пользу; сила, с которою Мамиш-Ага умел представить близкую и неизбежную опасность в случае противоборства, довершила его влияние, и все арзерумские старейшины единодушно согласились убедить народ к добровольной покорности.

Однако же к буйным толпам опасно было явиться вдруг с предложениями подобного рода; тогда как они твердили уже: умрем за веру Пророка! Мамиш-Ага и Бекир-Ага поступили и в этом случае с удивительной предусмотрительностью. По их наущению, толпа приверженцев, около трех или четырех сот человек, склоненная убеждениями и деньгами, вышед за город, сняла палатки, которые нарочно раскинуты были там по приказанию Сераскира, чтобы показать народу присутствие войск. Когда это было исполнено, между гражданами начали с умыслом разглашать, что Сераскир хочет бросить город и бежать во внутренние области, оставив жителей собственному произволу.

 

с. 142

Молва быстро распространилась во всех концах и произвела между жителями волнение: бывшие на городском валу вооруженные люди, устрашась нежданной вести, бросили места свои и бежали в город; толпы со всех сторон стекались на главные площади и требовали совета. Тогда старейшины арзерумские явились посреди их с воззванием российского военачальника и убеждали народ пощадить кровь собратий. Нетрудно было увлечь жителей, уже устрашенных ложной вестью; они согласились на все и уполномочили старейшин поступать по их усмотрению.

Скоро почетнейшие старшины, явившись к Сераскиру, объявили, что все граждане решаются сдать город на капитуляцию. Пораженный переменой дел, Сераскир долго противился, стараясь отклонить изъявленное намерение убеждениями и угрозами; но все осталось тщетно. Наконец, не видя возможности остановить всеобщего желания, он сказал: «делайте что хотите; но я и Паши мои не будем видеть этого несчастья, мы оставим город.»

«Ты и Паши твои в дни мира и спокойствия были правителями нашими; теперь, в минуты решительной опасности вы должны также разделить наш жребий,» — сказали старшины, — и объявили, что ни одного из них не выпустят из Арзерума. У ворот сераскирских поставлен был караул из жителей, а Мамиш-Ага тайным образом послал тотчас к главнокомандующему гонца с известием о первом своем успехе. Это было прежде полудня 25 числа.

Господствовавшая в продолжение этого времени тишина в лагере нашем была между тем нарушена‚ к вечеру 24 числа неожиданным обстоятельством.

 

с. 143

В квартире главнокомандующего, в Гассан-Кале случайно отыскали два бочонка пороха и около того же часа внезапно загорелся соседний дом, неизвестно кем и как подожженный. Быстрый пламень обнял строение, но солдаты вскоре успели потушить пожар. Внутри загоревшегося дома нашли большой кувшин с порохом, до которого огонь, к счастью, не достигнул. Случай этот нельзя было не счесть умышленным; ибо накануне, при занятии квартиры для главнокомандующего, она была, тщательно осмотрена, вместе со всеми ближайшими помещениями.

На 25 число объявлен Корпусу растах: это был торжественный день рождения Его Императорского Величества, и войска в первый раз имели отдых после тяжких трудов. В 10 часов утра назначен церковный парад. В чуждой земле, посреди долины, которая почти тысячу лет с высоких минаретов Гассан-Кальских оглашалась только возгласами муэдзинов, 16,000 русских воинов с сердечным умилением молились о здравии Августейшего Монарха и возносили к Творцу теплую благодарность за дарованные им победы. Картина истинно поэтическая! Вблизи, на высоте, уединенно и угрюмо возвышала Гассан-Кале ветхие стены свои, и, казалось, с изумлением смотрела на небывалое еще в стране той зрелище. Гром пушек, раздавшийся при пении “Тебе Бога хвалим!” как будто разбудил тени римлян, первых обладателей Гассан-Кале; со стен ей ответствовали также на наши выстрелы.

Главнокомандующий благодарил Корпус за труды и подвиги следующим приказом…