После кончины И.С. Исакова К.М. Симонов вёл вечер памяти в Доме писателей в Москве, а чуть позже опубликовал статью. Приводим её ниже из Сборника материалов, изданного в 1984 г. (с. 286-289).
10 мая 1968 г.
Об Иване Степановиче Исакове (169)
Иван Степанович Исаков был незаурядной личностью — видным военным деятелем, энциклопедически образованным и литературно одаренным человеком. О таком человеке, как он, несомненно будут написаны книги, в том числе и книги восломинаний. Иначе и не может быть.
Я (170) не принадлежал к числу близких друзей Ивана Степановича, ни к числу его сослуживцев. Но в последнее десятилетие его жизни он переписывался со мной и неоднократно встречался и беседовал на темы, связанные с его и с моей литературной работой. Эта переписка сохранилась, а некоторые встречи с Иваном Степановичем оставили след в моих записных книжках. Хочу думать, что публикация того и другого будет интересна для читателей и небесполезна для будущих биографов Ивана Степановича Исакова. Все самое главное содержится в самих письмах Ивана Степановича и в моих записях бесед с ним. Поэтому ограничусь лишь необходимыми примечаниями.
Первое письмо от Ивана Степановича было получено мною в Москве в 1957 году, в бытность мою редактором «Нового мира». Иван Степанович, как мне потом стало ясно из разговоров с ним, положительно относился к работе этого журнала и посылка им подборки карт, выпущенной коллективом Морского атласа, была свидетельством его доброго отношения к нашей редакции.
Следующее письмо от Ивана Степановича я получил уже не в Москве, а в Ташкенте, куда я уехал на два года работать в качестве специального корреспондента «Правды». К тому времени я уже попросил об освобождении меня от работы в «Новом мире», и этот вопрос был уже решен, но Иван Степанович, видимо, не знал этого, и его письмо было переслано мне из Москвы. Рассказ «Дегенерат», о котором Иван Степанович упоминает в этом письме, впоследствии был напечатан под названием «Трофей тетушки Пэло».
Я, как профессиональный литератор, видел свой долг в том, чтобы с максимально возможной тщательностью отредактировать этот рассказ, но обстоятельства моей работы в то время не сразу позволили мне это сделать, что и нашло свое отражение в нашей последующей переписке.
После того, как я отредактировал этот рассказ, Иван Степанович в разное время присылал мне некоторые другие свои вещи. В большинстве случаев я ограничивался теми или иными литературными замечаниями или советами, которые делал иногда в письменной форме, а иногда в устной, при наших свиданиях с Иваном Степановичем. В последующее время мне пришлось заняться непосредственной редактурой лншь одного рассказа «Неистребимый майор», о котором упоминается в нескольких письмах Ивана Степановича.
В других обстоятельствах я возможно мог бы оказаться более полезным Ивану Степановичу как литературный редактор, но как раз в период нашего знакомства я не был причастен к журнальной работе и поэтому чаще выступал в роли дополнительного лнтературного советчика. Редактировалось же большинство новых вещей Ивана Степановича там, где и печатались — в «Новом мире», где, на мой взляд, к его литературной работе относились с большим уважением и величайшим доброжелательством.
В некоторых письмах Ивана Степановича, в частиости — от 29 января 1960 г., 15 апреля 1962 и 26—27 мая 1964 г. (171) — речь идет о прочтенных им моих романах «Живые и мертвые» и «Солдатами ие рождаются», Как не трудно заметить, в двух последних письмах Ивана Степановича интересуют главным образом проблемы, связанные с теми эпизодами романа «Солдатами ие рождиются», в которых действует герой романа генерал Серпилин, друг Серпилина заместитель начальника Генерального штаба Иван Алексеевич и Сталин, а сами эти эпизоды связаны с проблемой оценки личности Сталина. Иван Степанович с особым вниманием, как видно из писем, читал именно эти эпизоды романа, и на этом обстоятельстве следует, как мне кижетсй, остановиться.
В апреле 1962 года, как об этом свидетельствует письмо Ивана Степановича, он прочитал опубликованные в газете первые главы романа «Солдатами не рождаются», и хотя прочитал их с интересом, но одновременно выразил некоторые претензии, «Как жаль, что Иван Алексеевич многого не знал, как жаль, что Иван Алексеевич не мог одновременио говорить о некоторых, как бы прослаивающих и умных и человечных чертах». В сущности, эти слова в письме были адресованы не одному из героев романа, а конечно же автору. Ивану Степановичу хотелось, чтобы автор, продолжая работать над своим романом, знал больше, чем знает. Он хотел этого и осуществил свое желание. Вскоре после этого письма, едва-едва успев почувствовать себя немного лучше, Иван Степанович пригласил меня приехать к нему в Барвиху. Повторив и развив те мысли, которые он высказал мпе в письме, он сказал, что считает своим долгом поделиться во мной теми впечитлениями, которые сложились у него в результате многих встреч со Сталиным, происходивших в разные годы.
«Все мы люди — смертны, но я, как видите, ближе к этому, чем Вы, и мне хотелось бы, не откладывая, рассказать Вам то, что я считаю важным, о Сталине. Думаю, что и Вам пригодится, когда Вы будете дальше работать над своим романом или романами. Не знаю, когдя я напишу об этом сам и напишу ли вообще, а у Вас это будет записано и значит цело. И это тоже важно». После этого предисловия Иван Степанович перешел к делу и стал рассказывать о своих встречах со Сталиным. Разговор продолжался несколько часов, и мне самому пришлось, наконец, прервать этот разговор, потому что я почувствовал, что мой собеседник находится в опасном для него состоянии крайнего утомления. Мы договорились о новой встрече, и я, вернувшись домой, на следующий день продиктовал все рассказанное мине Иваном Степановичем на диктофон. Диктовал, как обычно, в этих случаях, от первого лица, стремясь передать все точно так, как оно сохранилось в памяти.
Следующая, назначенная на ближайшие дни встреча с Иваном Степановичем, не состоялась из-за состояния его здоровья, а потом – из-за моего и его отъезда. Мы снова вернулись к теме этого разговора только в сентябре 1962 года. Уже не помню, где происходила эта вторая истреча – не то снова в Барвихе, не то дома у Ивана Степановича, но после неё, также, как и в первый раз, я продиктовял на диктофон главным образом от первого лица содержание нашего разговора.
Если говорить в связи с этими беседами о личной писательской стороне дела, то они, конечно, оказались очень важными для меня в дальнейшей работе над моим романом, и в частности, над теми его главами, которые связаны с личностью Сталина. Если же говорить шире, то они мне кажутся чрезвычайно ценным документальныи историческим материалом.
Я не читал своих записей Ивану Степановичу, ие согласовывал с ним. Когда я захотел это сделать и предложил ему, – он отказался, сказав: «Как записали, так тому и быть». Так что ответственность за точность этих записей целиком лежит на мне.
Остается сделать маленькое примечание к письму от 5 марта 1962 г. Софья Касьяновна Вишневецкая, о которой идет речь в письме, была женой и другом Всеволода Витальевича Вишиевского, Иваи Степанович совершенно прав в своей характеристике и человеческого облика, и деятельности Софьи Касьяновны, вместе с которой и Иван Степанович, и я несколько лет работали над собранием сочинений Всеволода Вишневского. Действительно, не будь Софьи Касьяновны с ее огромной энергией, не было бы и шести томов собрания сочинений Всеволода Вишневского.
Перечитывая сейчас это письмо Ивана Степановича, я еще раз поразился той удивительной точности психологических характеристик, которые он умел давать людям. В этом, кстати сказать, была одна из самых привлекательных сторон его литературного дарования.
Пожалуй к сказанному и сводятся все мой примечания. Все главное, повторяю, – в самих письмах и записях, дающих, как мне кажется, представление и о масштабах личности Ивана Степановича Исакова, и о его незабываемом человеческом облике.
Константин Симонов
«Сборник документов и материалов», с. 274—277.