Комментарий к этому и предыдущему письму в 1955 г. – http://crossroadorg.info/isakov-1955/
№ 81
14 марта 1964
Многоуважаемый Александр Иванович!
Беда в том, что опять валяюсь и пишу Вам на специальном пюпитре, приспособленном к койке, а еще хуже – что запрещают волноваться, напрягаться и т. д., но это невозможно – прочтя «аргументы» новороссийских горе-историков.
Не имею возможности подобрать Вам все материалы, номе кажется, что надо исходить из следующего:
- Советская историография, в соответствии с марксистской методологией, оценивает факты, события и людей в соответствии с конкретными историческими условиями. Главное звено истории Серебрякова вот в чем.
Покорение причерноморских горцев русскими войсками было объективно событием исторически прогрессивным, т. к. за ними стояли англичане и тянулись турки (вернее – Англия хотела за- хватить Кавказ турецкими руками и кровью). Турция была на низшей ступени цивилизации и социального порядка, чем Россия, даже николаевских времен. Победа турок отбросила бы натухайцев, шапсухов и др. еще больше назад и затормозила бы их развитие. И дело не в исламе, а в работорговле! Соседство английской колонии, захватившей богатства Кавказа, с границей по Кубани и с Новороссийском (Цемесской бухтой) в их руках, думаю, вряд ли надо объяснять местным краеведам об опасности и вреда кого оборота, исхода дела.
А меж тем, все заключается в исторической необходимости изгнания англичан и турок с Кавказа. Те, кто помогал, способствовал – заслуживают нашей признательности как со стороны русских, так и тех местных жителей и их потомков, которые остались на родной земле после разрешения массовой эмиграции в Турцию. Тем, кто не понимает такого отношения к прошлому, надо указать: ссылка на Лазарева и Раевского и попытка оторвать от них Серебрякова – нелогична, а в части Раевского спекулятивна. Лазарев был стопроцентный монархист: Раевский, хотя и был связан с декабристами и был уважаем Пушкиным – …., воевал с ними (с шапсухами и натухайцами) на 100%, т. к. оба они (как и Серебряков) видели в этом пользу России и понимали исторический смысл происходящего, историческую необходимость;
– такие «царские генералы», «приспешники» и «сатрапы», как Нахимов и Корнилов, увековечены в бронзе (кстати, Корнилов употреблял линьки на своем флаг-шипе больше всех других командиров).
- Прилагаю выписку из официального списка.
Сразу видно, что это моряк, вояка и исключительный организатор, которого бросали в самые трудные места (на холеру и чуму).
Кстати, – свитское звание он получил, как один из видов награды, находясь в кампании. До окончания Восточной войны он в СПб бывал только проездом. В списках дежурных свитских генералов его фамилии не оказалось. Значит — он ни разу не использовал своего права торчать на паркете Зимнего или Царскосельского дворца, так называемым «дежурным генералом свиты его величества».
- Вопрос о рождении многих городов дискутируется по сей день (начиная с Киева).
Ясно, что по берегам Цемесской бухты было несколько аулов и поселений, даже после разрушения турецкой крепости Суджук-Кале в 1812 г.
Весьма авторитетная «Военная энциклопедия» изд. Сытина, которой пользуется Г[енеральный] ш[таб] и все академии, пишет: том ХѴІІ, изд. 1914 г., на слове «Новороссийск»: «Суджукская бухта была уступлена России по Адрианопольскому договору 1829 г. В 1832 г. — в глубине б[ывшего] устья реки Цемеса – было построено небольшое укрепление, у которого начало образовываться русское поселение. В 1838 г. император Николай I повелел Цемесское укрепление расширить в крепкий опорный пункт… намечались устройства пристани и адмиралтейства. Проект был утвержден в январе 1839 г. и тогда же будущий пункт и поселение повелено было именовать Новороссийск…» (с. 29). Отсюда ясно, что на месте нынешнего Новороссийска был временный фронт и при нем поселение (в одном документе именуется «лагерь»). Раевский был начальником С[еребрякова]. Высаживался он на берега, где уже были русские части.
Меншиков (очевидно, по представлению Раевского) назначил С[еребрякова] начальником отделения и ему же поручил строительство опорного пункта. Вопрос считался настолько важным и перспективным, что доходил до СПб.
Вот как доносит С[еребряков] 2 марта 1839 года: «Отправляясь по высочайшему повелению, объявленному мне господином военным министром от 21 февраля за № 1113, начальником укрепления Новороссийска и устраиваемого при оном порта…» (ЦГАВМФ, ф. 283, оп. 1, д. 4837, л. 1и об. Авторизованная рукопись).
Через 4 месяца он доносит с места Меншикову: «Ваша светлость… Еще 25 апреля я прибыл в Новороссийск и застал вновь сформированный Черноморский № 3 батальон, накануне высаженный на берег. Государю благоугодно было повелеть работы на Цемесе в нынешнем году ограничить возведением второго форта, построением казарм для помещения батальона и обнесением всей местности вместо земляного вала засекою. Генерал Раевский дал мне предписание: до утверждения плана (исправленного инженер-полковником Клименко), заняться приуготовлением местности… Середину же Новороссийска, как не имеется зданий, оставить без защиты… Насчет адмиралтейства пока никакого распоряжения не делается…. Характерна пометка при подписи: «Лагерь при Цемесе 6 июля 1839 г. Лазарь Серебряков» (ЦГАВМФ, Ф. 19, оп. 2, л. 209, ал. 29-32 об, Автограф).
Итак, к лету 1839 г. было название Новороссийск, но ни порта, ни города ещё не было. Только 2 форта с поселением.
И фактическим строителем и города, и фортов, и адмиралтейства – был Серебряков, назначенный на это властью царя, через военного министра и Меншикова.
Высадка войск не определяет автоматически создания города, а является предпосылкой для такой возможности.
Как писал выше, не могу физически сейчас поднять все материалы, даже имеющиеся у меня в шкафах. Не говорю уже об архивах.
Привел справки для того, чтобы напомнить, что не случайно главная улица была Серебряковской и что «реакционный» генерал имел некоторое отношение к Н[овороссийску], построив его и совмещая в течение почти 16 лет должность начальника линии с начальником порта.
Пусть местные историки повесили портреты Лазарева и Раевского. Но плохо то, что нет рядом С[еребрякова], который достоин не меньше их.
У меня даже нет охоты спорить с ними, если был бы здоров.
- Для меня важно сейчас то, что даже если бы С[еребряков] никакого отношения не имел к Новороссийску] – он достоин быть в пантеоне героев Крымской войны, там, где лежит его сын, погибший на Камчатском люнете. (Люнет – открытое полевое укрепление на подступах к Малахову кургану. «Сборник документов и материалов», с. 256-257.)
Этот патриот России всё время твердил тупому начальству о происках Англии и др.
Если проштудировать документы, собранные в сборнике Архивного управления МВД Грузинской ССР «Шамиль – ставленник султанской Турции и английских колонизаторов» (Тбилиси, 1953), то можно столкнуться с фамилиями: Бил, Ленгворт, Уркварт, Алькок, Напт и много других.
Все они попали к горцам со стороны Черного моря. С[еребряков] доносит летом 1839 года: «Горцы, подстрекаемые англичанином Билем и другими, не теряют надежды в помощи. Я со своей стороны все средства употреблю достать Биля живым, но он, как говорят, очень осторожен, не всякому черкесу себя доверяет. Теперь он находится в 100 верстах от Цемеса…».
Дальше С[еребряков] возмущается плохой крейсерской службой дозора, который подчинен не ему и управляется из Севастополя.
Стеценко пишет в «Морском сборнике», взяв из записки С[еребрякова] на имя начальства: «Преследование тайных сношений горцев с Турцией должно быть предметом нашей всегдашней заботливости, по торговле их невольниками и невольницами должно обращать на себя самое строгое внимание…» (Приложение к «Морскому сборнику», № 6 за 1865 г.).
Одна докладная записка так и называется «Англичане».
Характерна такая фраза из письма к Воронцову: «Абхазия во время войны», 1853 г. «..Если будет угрожать опасность (Абхазии) вдруг от турок, англичан, французов и горцев (достойный презрения и жалости союз. для двух просвещенных народов, которые, сами не зная того, или показывая вид, что не знают, будут потворствовать торговле невольниками между горцами и турками)…» (Из письма князю М. С. Воронцову в 1853 В.)
Если кто-либо из «реакционных» генералов того времени больше других сделал для пресечения работорговли и английских диверсий— то это был именно С[еребряков]. Он все время ловил и сжигал турецкие фелюги (Фелюга — небольшое парусное судно с веслами и маленькими пушками для обстреливания берегов), высаживающиеся в устьях речек; сообщал в Тбилиси и в Севастополь; организовал контр-агентуру и т. д.
- Об исключительной личной храбрости С[еребрякова] общеизвестно из писем, документов н свидетельств современников.
К сожалению, у нас никто не разработал вопроса о его роли в организации взаимодействия армии и флота. А между тем, ему, капитану 1-го ранга, а потом адмиралу, всегда подчиняли десантные отряды и поручали десантные операции (см. Рапорт генерал-лейтенанта Вельяминова Г. В. Розену «О сражении с турецкими судами» № 13, 13 июня 1337 г. (документ Груз. Архива МВД № 103, с, 118—120).
Серебряков же командовал сухопутными экспедициями, лично проникая в горы, со смешанными отрядами свыше 2000 человек.
Характерно, что начальство недовольно; т. к. контр-адмирал Серебряков, «Не разорив ни одного аула и не тронув засеянных полей, удовольствовался только тем, что повторил свою угрозу…»
Так он поступал всегда, когда не было сопротивления или измены договору.
Так как он был противником кабинетной системы, идущей из СПб и одобряемой Севастополем и Керчью (генерал Хомутов — командующий линией), то действовал активно, без разрешения. В результате было предписание генерал-лейтенанта Раевского «о запрещении ему ведения самостоятельных военных действий» (ЦГИА Груз. СССР, ф. 1396, д. 3, лл. 1—3).
Трудно перечислить все его боевые заслуги и инициативу в исполнении воинского долга.
Это не только любезность утешителя, когда Нахимов пишет Серебрякову о смерти сына: «Доблестная военная жизнь Ваша…» (сб. док. о Нахимове, 2 изд., с, 488).
Известно, что И. С. Нахимов никогда не лицемерил. Как жаль, что этого не понимают в Новороссийске.
- Там, где С[еребряков] встречал сопротивление, вражду и особенно обман и измену — он применял все средства принуждения.
Он был военным, принесшим присягу и… убежденным в том, что Кавказ должен остаться за Россией.
Но не всякий генерал, покоритель соседних племен, может по хвастаться такими словами в своей биографии: «Вооруженную силу адмирал считал не единственным средством действий наших в крае и более искал умиротворения посредством сближения и торговли… Он умел поощрить и правильно устроить наши торговые отношения с горцами…» (В. Стеценко).
Одна из первых забот адмирала заключалась в том, чтобы привлечь горцев в Новороссийск, для меновой торговли. Это было нелегко. (В. Стеценко, «Морской сборник» 1 6, за 1865 г.)
В «Русском архиве» (кн. III за 1889 г., т. 6, с. 378) есть свидетельство, что С[еребряков] учредил в Новороссийске школу для молодых черкесов.
Конечно, это делалось для русификации, но не всякий генерал николаевской эпохи действовал таким образом. Вот почему попытка представить С[еребрякова] только как «карателя» явно несостоятельна.
Что С[еребряков] был не только отчаянно храбрый, исключительный организатор, но и широко понимающий свою роль начальник, доказывает еще дополнительный факт.
Еще за 2 года до Синопа, зная о направлении устремления турок в Сухуми, для захвата не только Абхазии, но и проникновения в Грузию и на Северный Кавказ—С[еребряков], хотя его никто на это не понуждал (и не мог!) — на лошади, только в сопровождении 5 офицеров проехал через Главный Кавказский хребет, среди враждебных племен. От Цебельды он отпустил обратно конвой из 20 казаков, увидя, что им трудно, и дальше проделал путь без охраны.
На значительном участке пути он был первым из русских сил. Но т. к. взял с собой 2-х топографов, то была произведена рекогносцировка Нахарарского и Марухского перевалов, часто идя пешком с лошадью на поводу, 6 сентября 1851 г. он вышел к Кубани и спустился по ней.
В итоге он сам составил подробную докладную записку, с оценкой возможности прокладки дорог, лояльности отдельных племен н т. д. и т. п., называющуюся «Дорога из Сухуми и Кубани через Главный Кавказский хребет» («… пройденного в 1851 г. вице-адмиралом Серебряковым»).
Кроме того, опубликованы другие его работы.
Редкий случай такого высокого понимания своего долга и патриотизма (моряк, на коне, через снежный перевал Главного Кавказского хребта).
Мало кто из генералов действующей армии был членом Русского географического общества, а Серебряков состоял в нем.
- Может стать вопрос, почему такой человек остался в безвестности и не только забыт, а вспоминается только для осуждения.
Последнее – результат незнания и недостатка гражданского мужества, чтобы сознаться в своих ошибках. Но основная суть в том, что он был по национальности армянин, (единственный в то время во флоте) и в довершение — католик. Вся же дворцовая камарилья, так же как все морские бароны из Прибалтики – были протестантами.
Вот почему такую «белую ворону» использовали, пока он им был нужен для войны на Кавказе, в Константинополе,… а потом – убрали в Адмиралтейств-Совет и после смерти забыли. Для тез времён – это почти норма, тем более, что сам Серебряков был скромен и саморекламой не занимался.
Исаков
«Банбер Айастани архивнери», 1973, №1, с.14-19.