Фрагмент книги К.В. Айвазяна о А.С. Пушкине http://crossroadorg.info/ayvazyan-1990/
Орфография сохранена как в книге.
Пушкин в Карсе (12-13 июня 1829 г.)
Стр. 215-216
«Я поехал по широкой долине, окруженной горами. Вскоре увидел я Карс, белеющийся на одной из них. Турок мой указывал мне на него, повторяя: Карс! Карс!». Подъезжая к городу, Пушкин мучился беспокойством: «… участь моя должна была решиться в Карсе. Здесь должен я был узнать, где находится наш лагерь и будет ли еще мне возможность догнать армию» (там же).
Под проливным дождем Пушкин, подъехал к воротам Карса и услышал русский барабан, бьющий зорю. Часовой принял от него билет и отправился к коменданту, который, продержав Пушкина около получаса под дождем, наконец разрешил пропустить его в город. Въехав в город, Пушкин велел проводнику вести себя прямо в бани, но бани были закрыты. «Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и переговорив с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем. Вошел меньший брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брата бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; я разлегся противу угасающего камина и заснул в приятной надежде увидеть на другой день графа Паскевича» (VI, 673).
Теплое гостеприимство армянской семьи особенно контрастно бросается в глаза после враждебной встречи Пушкина в турецкой деревне. Не только в Карсе, но и в дороге до и после Гумри и в дальнейшем путешествии в Арзрум Пушкин постоянно отмечает дружеское, можно сказать, братское отношение армян к русским, их радость по поводу избавления от турецкого ига и активную помощь русской армии.
Поутру Пушкин вместе с младшим из хозяев дома, где он ночевал, пошел знакомиться с городом.
«Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом» (VI, 673—674).
Юноша-армянин, сопровождавший Пушкина, рассказывал как умел о военных действиях русской армии, которым он был свидетелем. Заметив в юноше охоту к войне, Пушкин предложил ему ехать вместе в русскую армию. Тот сразу же согласился. Собираясь выехать из Карса, Пушкин послал юношу за лошадьми, однако с ним явился офицер, потребовавший письменного предписания. Такового у Пушкина не было, но он не растерялся. «Судя по азиатским чертам его лица, не почел я за нужное рыться в моих бумагах и вынул из кармана первый попавшийся мне листок. Офицер, важно его рассмотрев, тотчас велел привести его благородию лошадей по предписанию и возвратил мне мою бумагу: это было послание к калмычке, намаранное мною на одной из кавказских станций» (VI, 674) [67].
Через полчаса Пушкин и Артемий (так звался юноша-армянин) выехали из Карса. Артемий скакал возле поэта на жеребце «с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и сражениях» (там же).
– – –
67 Этот комический эпизод был опущен в печатном тексте.