В 1959 году И.С. Исаков напечатал в журнале “Советский моряк” свой рассказ “Старый способ”. Похожий рассказ был позже, в 1962 году напечатан в книге “Рассказы о флоте” под названием “Из опроса местных жителей” http://crossroadorg.info/isakov-o-flote/
“Хачмерук” оцифровал рассказ и впервые публикует его в Интернете. В журнале 1959 года была краткий текст об Исакове, который также приводим внизу.
Старый способ
Адмирал флота Советского Союза И. ИСАКОВ
Журнал “Советский моряк”, 1959, №14, с. 10-11.
Адмирал флота Советского Союза Исаков И. С. начал морскую службу ещё накануне первой мировой войны в качестве так называемого «черного гардемарина» — юнкера флота, так как недворянское происхождение исключало возможность поступления в Морской корпус.
Участие в боях за Рижский залив осенью 1917 года, в Ледовом походе Балтийского флота, в боях на Волге и затем на Каспии на всём протяжении гражданской войны, борьба с интервентами обогатили И. С. Исакова не только профессиональными знаниями и боевым опытом, но и позволили накопить много впечатлений. Ознакомление с ними представляет определенный интерес, особенно для тех из наших моряков, которые ещё только начинают свой служебный путь.
Наряду с публикацией многих научных работ член-корреспондент Академии наук СССР, профессор И. С. Исаков сейчас начал подготовку к печати записок, которые он вел на протяжении сорока шести лет морской службы – от командира тральщика до заместителя Главнокомандующего Военно-Морским Флотом.
Ниже мы помещаем один из поучительных эпизодов, относящихся к периоду борьбы за Моонзунд, опыт которого не утратил своего значения до наших дней.
Хотя и не любили начальника дивизиона и даже ненавидели многие из команды и среди офицеров, все же никто не мог отрицать его боевого опыта и умения не теряться в самой неожиданной обстановке.
Одно из требований, которое капитан первого ранга Шевелев предъявлял к офицерам своего флагманского корабля, заключалось в том, что всякий, вышедший на мостик, включался в общую систему наблюдений за морем и воздухом. Причем это требование относилось и к «пассажирам», оказавшимся на корабле лишь на переходе в другую базу или входившим в состав каких-либо комиссий.
Шевелев опирался на исключительный личный опыт, приобретенный им, начиная с должности штурмана крейсера «Баян», на котором он воевал с японцами в составе 1-й Тихоокеанской эскадры, затем в годы первой империалистической войны на крейсерах и эсминцах Балтийского флота. Он много читал, пользуясь знанием двух иностранных языков, и как бы аккумулировал в себе ряд частных тактических положений, которые и преподносил потом своим постоянным или случайным слушателям.
Иногда эти импровизированные лекции вызывались желанием порисоваться своей эрудицией или «утереть нос» кому-либо из почетных гостей. Мо очень часто рассказы начдива были поучительны и полезны.
У него в памяти был нескончаемый запас самых разнообразных «чепе», очень часто с драматическим исходом, но почти всегда вызванных тем, что человек не умеет перебороть природного любопытства. Он утверждал, иллюстрируя убедительными примерами, что если себя и подчиненных не тренировать и не добиться умения преодолевать желание видеть интересное событие в ущерб равномерному и круговому обзору моря и воздуха, то катастрофические последствия неизбежны.
Помимо ряда назидательных происшествий бывших в русском флоте, Шевелев, на основе мемуарных материалов, утверждал, что известный всем успех немца-подводника Отто Веддигена, потопившего три английских крейсера («Хог», «Кресси» и «Абукир»), обусловлен был не новизной оружия и не тем, что крейсера стояли на «стопе», а тем, что все перебегали на один борт, чтобы видеть необыкновенное зрелище, Веддиген заходил с борта, на котором никого не было, так как все «интересное» творилось на противоположной стороне.
Шевелев разрешал в любое время подниматься гостям, пассажирам или подвахтенным офицерам на просторный мостик «Изяслава», но ревниво следил за тем, чтобы они разговаривали шепотом, не мешали вахте и, болтая о чем угодно, смотрели бы по разным секторам, тем самым усиливая штатное наблюдение.
Вот почему иногда можно было быть свидетелем такой с первого взгляда нелепой картины: два офицера у фок-мачты или на банкете торпедного поста вполголоса делятся впечатлениями вчерашнего вечера, но при этом стоят друг к другу боком, так как в это время следят за горизонтом в разных направлениях.
Чего еще не выносил и не допускал Шевелев, это непроверенных или гадательных докладов о замеченном: «По-моему, слева двадцать градусов… мина» или «Мне кажется, что по пеленгу… чей-то самолет!»
В первые дни октября 1917 года в то время, как несмотря на значительные потери, высадка немецкого десанта на о. Эзель все же состоялась, главные силы нашего флота, оборонявшего весь плацдарм Рижского залива и архипелага, были сосредоточены в районе рейда Куйвасту. Такое положение позволяло развертывать корабли в сторону Ирбенского пролива, легкими силами защищать проход через Кассарский плёс и держать под контролем главный выходной фарватер на север — Моонзунд. Одновременно, где позволяли глубины, эсминцы и канлодки поддерживали огнем фланги наших частей на островах.
Если общая обстановка, несмотря на исключительно сложное положение на берегу, была более или менее известной все же из-за недостатка самолетов и нарушения системы проволочной связи не удавалось установить, куда и когда направляют следующий удар главные силы немецкого флота.
После того как новейшие дредноуты обеспечили своим огнем высадку первых эшелонов в бухте Тага-Лахт, подавляя нашу береговую оборону среднего калибра, их видели на пределе дальности Цереля, у внешнего входе в Соэлозунд. Известно было о их подрыве на двух наших минах, а также и то, что они не торопятся вступать в серьезное состязание с двенадцатидюймовой батареей, являвшейся основой церельской позиции. Без прорыва через эту позицию германское командование не могло рассчитывать на успешное завершение операции.
Опыт прошлых лет подсказывал, что форсирование Ирбенского пролива неизбежно, причем с часу на час, и что это форсирование должно начаться с прорезания тральщиками фарватера для «Байернов».
Дозор сторожевых катеров в проливе, одна английская подводная лодка «С-32» и визуальное наблюдение с Церельского маяка — вот все, чем располагало наше командование, чтобы засечь начало форсирования Ирбена. После захвата немцами Аренсбурга наш последний исправный самолёт перелетел на Вердер. Когда же начался мглистый октябрьский день с мелким дождем, сократившим видимость, командование было вынуждено снять с Кассарского плёса полу-дивизион в составе «Изяслава» (под брейд-вымпелом Шевелева) м «Автроила» и послать их и маневренный ковш ирбенской позиции, чтобы наверняка знать обстановку на главном направлении.
Выйдя из Кумвасту 13 октября, в условиях хорошей видимости, мы максимальным ходом проскочили район своих заграждений и, несмотря на потенциальную угрозу со стороны немецких подводных лодок, не прибегая к зигзагам или другим ухищрениям, легли на Мынто. Затем, определившись по приметным местам полуострова Сворбе, вошли в маневренный ковш. Погода опять ухудшилась. Видимость сократилась.
На мостике было напряженное состояние. Чтобы не пропустить головной немецкий тральщик, надо было обнаружить его на дистанции не менее 90—100 кабельтовых, а видимость была лишь 40—50. Но за этими тральщиками могут идти линкоры с дальностью огня вдвое большой. Немцы могут прижиматься к курляндскому берегу — тогда их не увидишь, а нам прижиматься к кромке своего заграждения, одного из самых плотных на всем театре, когда не видно скупых полувешек с шаром, но очень приятно. Чтобы не проскочить точек поворота, ход был уменьшен.
Для увеличения суммарного обзора начдив передал «Автроилу» семафор: «Маневрировать самостоятельно на пределе видимости зрительных сигналов».
«Автроил» скрылся во мгле, чтобы через десять минут появиться силуэтом за кормой и потом опять раствориться в мокрой пелене, как будто нарочно заказанной немцами.
Помимо штатной сигнальной вахты и усиленного наблюдения по секторам, на переднем мостике собрались все офицеры корабля и штаба 13 дивизиона и, конечно, в точном соответствии с приказом Шевелева, беседовали вполголоса, не отрывая глаз от горизонта.
Очевидно, для поднятия общего тонуса, артиллерист начал «разыгрывать» штурмана на тему о том, что было бы удобнее, если меридианы и параллели были нанесены на воде, как на школьном глобусе: подошел, прочел широту и долготу — и дальше. Никаких огрехов. Спокойно и надежно.
В это время поднимался по трапу старший офицер, проверявший аварийные партии и наблюдателей по бортам и корме. Он, желая попасть в тон, спросил флаг-офицера: а знает ли тот «способ определения места корабля по корове»? Оказалось, что «флажок» знает, но подтвердить ему это не удалось, так как почти одновременно раздался встревоженный крик сигнальщика:
— Подводная лодка — прямо за кормой!
Невольно все, включая и самого Шевелева, повернулись назад и увидели, как в буруне, пене и брызгах выскочила из воды рубка и часть корпуса лодки, и прежде чем кто-либо успел что-нибудь скомандовать, откинулась крышка рубочного люка и из него высунулся белый флаг на древке, которым кто-то размахивал, не рискуя сам высунуть голову.
— Наша!
— Английская!
— Хитер, подлец! Продулся прямо за кормой, чтобы не таранили, да и от командного пункта до пушек дальше…
Эти сентенции были тотчас перекрыты властным голосом начальника дивизиона:
— Владимир Константинович! Возьми чуть влево, чтобы всё время оставаться в створе с лодкой и «Автроилом».
— Есть!
Артиллерист сразу же по телефону передал в кормовой плутонг, чтобы не вздумали стрелять.
А об «Автроиле» все забыли.
Выждав две—три минуты и убедившись, что мы огня открывать не собираемся, на английской лодке убрали флаг «Святого Георга», принятый нами за белый, и вслед за тем на рубке появился русский связной — сигнальщик с семафорными флажками:
«… Двое суток без надежного определения. Прошу дать пеленг и расстояние на Домеснес».
Штурман мгновенно прогрохотал по трапу в рубку, и через минуту «англичанка» получила две цифры.
«Благодарю!» — Это был последний семафор с лодки. Затем она начала как бы таять на наших глазах, и ещё немного погодя на воде осталась только полоса от работы её винтов, а потом и она исчезла. Как ни старались мы напрятать зрение, чтобы заметить хотя бы перископ, — было бесполезно.
Совершенно неожиданно, как удар хлыстом, прогремел голос в мегафон с другого борта и заставил всех обернуться назад. Оказывается, мы опять нарушили заповедь начдива — «никогда не смотреть всем в одну сторону». Увлекшись манипуляциями «англичанки», никто не заметил, как «Автроил» сблизился почти вплотную, догоняя с другого борта.
С него четко доносился характерный голос Дарагана, чуть кортавящего, командира нашего систер-шипа:
— Чёрт возьми! Если бы вы случайно не оказались в створе с подводной лодкой, я послал бы её на дно! Несколько секунд ушло на замену патрона с ныряющим снарядом на фугасный, а в это время вы состворились с нею!..
У нас на мостике офицеры многозначительно переглянулись, но сохраняли гробовую тишину. Все ждали, как будет реагировать на слова командира «Автроила» Шевелев.
Тягостная минута выжидания — и затем, по образной характеристике «флажка» (сделанной, конечно, позже), «последовательно было оставлено три фитиля в три разных адреса»:
— Владимир Константинович! Объясни своему коллеге, как это «Изяслав» «случайно» оказался в створе с подводной лодкой!.. Сигнальщики! «Автроилу» сигнал: выражаю неудовольствие за нарушение назначенной дистанции!.. А вам, молодые люди, приходится еще и еще раз повторять, что если поддаваться первому побуждению и не контролировать себя, то вас всегда будет тянуть смотреть в сторону «интересного» борта, в то время как появление или удар противника может последовать с другого. Хорошо, что это понимают сигнальщики и не бросают обзора своих секторов.
Последняя фраза была добавлена с явной целью уязвить самолюбие офицеров, стоявших на нижней части мостика.
Наконец, самодовольный и гордый своей профессиональной и моральной победой над всеми, начальник дивизиона спустился вниз, предварительно дав ряд указаний своему флаг-капитану. Тот, перегнувшись через планшир, проверил, действительно ли начальство спустилось в каюту, после чего выпрямился и, пренебрегая присутствием сигнальщиков, раздумчиво сказал:
— Да-а! Разделал! Неприятный тип, но прав. Ничего не скажешь. «Англичанин», выскакивая у нас под кормой, не видел, что одновременно оказался под носом у «Автроила» и, если бы начдив не состворил нас, то сейчас одной лодкой было бы меньше.
— Ну, ладно! Получили по заслугам. А вот первоначальный наш разговор остался неоконченным, — оживился артиллерист. — Штурман! Ведь мы только что были свидетелями ещё одного и притом нового способа определения места корабля в море. Я говорю об англичанине.
Штурман нарочно принял позу только что спустившегося вниз начальства и важно, в его тоне сказал:
— Во-первых, не нового. Способ известен, если не со времен начала мореплавания, то с введения практики полевых поездок для слушателей академий. А во-вторых, он называется: «Способ опроса местных жителей» и широко применяется даже в океанах. Особенно часто им пользуются траулеры на Доггер-банке или у Ньюфаундленда, запрашивающие координаты своего места у проходящих лайнеров.