Журнал “Нева” в 1967 году напечатал четыре рассказа И.С. Исакова из цикла “Ленинградские рассказы”. Один из них приводим ниже.
“Хачмерук” оцифровал и впервые публикует его в Интернете.
Залп из Бреста
И.С. Исаков
Журнал “Нева”, №3, 1967, с. 51-53.
В ясный октябрьский день, когда с озера тянул слабый бриз, а немецкие самолеты почему-то не показывались, работа в районе Осиновца — исходного пункта «Дороги жизни» — особенно спорилась. Кто, используя вагонетки с торфоразработок, клал бутовую наброску для примитивного волнолома в Осиновецкой бухточке; кто подкатывал на валках тяжелые станки — их грузили на канонерские лодки для последующей эвакуации; кто относил в подлесок деревянные ящики с зенитными патронами, только ночью выгруженные с барж, которые пришли на буксире из Новой Ладоги.
В общем, работы было много.
Особенно старались мастера и рабочие Кировского завода, доставлявшие оборудование по Ириновской железной дороге.
Уполномоченный ГКО Д. В. Павлов, представитель Ленсовета Я. Ф. Капустин, начальник военно-морской базы Н. Ю. Авраамов и я обсуждали насущные дела с представителями Кировского завода, железнодорожниками и пароходством без взаимных претензий, спокойно, сетуя лишь на то, что катастрофически не хватает буксиров и барж.
На рейде стояла дежурная канонерка Ладожской флотилии, с которой внимательно следили за воздухом и горизонтом.
И вдруг, буквально «вдруг» даже для опытного уха, над лесом прошли на бреющем полете несколько «юнкерсов». Появились они настолько внезапно, что открыть огонь по ним не успели. А мы не сделали и шага в сторону убежищ-землянок сомнительной надежности, с которых, собственно, и начиналось строительство осиновецкой гавани. Самым тягостным было ощущение беспомощности, особенно после того, как над теми же верхушками деревьев промелькнули наши истребители И-16, поднятые с явным опозданием.
В отличие от предыдущих немецких налетов, на этот раз почти никто не слышал свиста и разрыва падающих бомб. А между тем, судя по «скошенным» деревьям, очевидно, «юнкерсы» сбрасывали какие-то убойные снаряды.
Еще через минуту на опушке показался матрос, бегущий в нашу сторону. На ходу он перекатывал что-то из одной полы шинели в другую, как делают с печеной картофелиной, только что выхваченной из горячей золы. Подбежав, матрос сбросил свою находку мне под ноги, в сырой прибрежный песок.
Сразу должен оговориться, что за время многолетней службы на флоте и будучи участником четырех войн, я впервые увидел подобный предмет. Судя по всему, это был осколок, многогранный кусок серебристого металла — монолитный, тяжелый и очень горячий. Рваные края походили на стекловидный излом фарфора. Никелевый блеск говорил о присадке дорогих лигатур.
— Он как подсечет здоровую сосну, словно бритвой, так она не повалилась на сторону, а осела рядом с пеньком, воткнувшись в землю, — пояснил наблюдательный матрос.
— А огонь или дым были?
— Чего не было, того не было. Разве только кислым запахло.
Все выжидающе смотрели в мою сторону, кто-то палочкой перекатывал осколок по песку, так как взять его в руки нельзя было без риска обжечь ладони.
Подозвав связного мотоциклиста, я набросал в блокноте несколько строк и приказал ему доставить записку генерал-лейтенанту береговой артиллерии И. С. Мушнову.
В записке говорилось:
«Дорогой Иннокентий! Срочно!
Мобилизуй всех своих архимедов и подскажи, осколком чего является прилагаемый фашистский подарок?
Твой И.»
— Гони полным ходом и без ответа не возвращайся.
— Есть!
Мотоциклист предварительно обернул осколок промасленной ветошью, засунул его себе за раструб краги, после чего, лихо козырнув, с треском скрылся за поворотом дороги.
Откровенно говоря, друзья не очень-то верили, что Мушнов разгадает немецкую загадку. Я промолчал, так как в последний момент заметил шероховатость «оживальной» (выделенная из сферической) части одной из граней осколка, как раз той, которая блестела меньше других. Этого было достаточно для специалистов.
Спустя три или четыре часа, когда Капустин уже уехал в Смольный, а Павлов, Авраамов и я успели решить множество вопросов с железнодорожниками и директором кировцов тов. Зальцманом, послышался рев мотоцикла, идущего без глушителя.
Так же лихо откозыряв, водитель протянул мне пакет. «Архимеды» сообщали:
«… Измерения, проба на твердость и инструментальный обмер показали, что настоящий металл является куском высоколегированной стали с различными присадками, вырванным внутренним взрывом из бронебойного снаряда французского флота.
Калибр: 9,4 дюйма или 10,8 дюйма.
Раньше этот боезапас состоял на вооружении старых броненосцев («Вольтер» — 9,4; «Буве» и «Анри Катр» — 10,8); второй комплект хранился в арсеналах Бреста (занятого фашистами 24 июня 1940 года).
Твой Иннокентий М.
Р. S. Каким образом эта чертовщина оказалась у тебя?
Пример чисто немецкой скаредности. Мы давно бы выплавили взрывчатку, а корпуса использовали бы на инструментальную сталь.
Сентябрь 1941 г.»
Справка обошла всех начальников; затем последовали реплики:
— Сволочи! Всегда были скаредами и сейчас не хотят, чтобы захваченный французский гвоздь зря пропадал.
— Не случайно, значит, из Одессы и Севастополя докладывали, что фрицы швыряют с воздуха рельсы, бочки и старые колеса…
— А это своего рода расписка в крахе «блицкрига». Ленинград брать собирались десять раз, а штатного боезапаса не хватает.
— Сколько этот залп летел?
— Очень точно не скажу, но… от Бреста до Ленинграда около двух тысяч пятисот километров по железной дороге, а потом — километров сто по воздуху, через Шлиссельбург.
— Далековато!
Через сутки при выходе из блиндажа батареи Туроверова капитан Петров нашел покореженную дюралевую конструкцию, явно приваренную к днищу десятидюймового снаряда вместо «хвостового оперения» авиабомбы. В самом днище — более чувствительная взрывная втулка, срабатывающая при ударе о небронированные цели.
Фашистам после занятия Бреста понадобилось пятнадцать месяцев, чтобы «изобрести» для нас такой сюрприз.
А как с итогами?
Конечно, фрицы немало дров наломали, однако никаких тяжелых повреждений у нас не было.
Взрывы таких кустарных бомб — почти совсем приглушенные. Солдаты прозвали их «хлопушками». Этих «бомб-снарядов» хватило у немцев на пять—десять суток.
Вот так был произведен залп по Осиновцу.