И.С. Исаков не раз был на Дальнем Востоке и на примере Циндаосской операции 1914 года анализировал политику Германии и Японии. По этой теме он написал несколько статей, издал книгу (3 издания) и защитил диссертацию. http://crossroadorg.info/isakov-vostok/

Одна из первых работ была напечатана в начале 1936 года. В силу актуальности статья напечатана и в сборнике 1984 г. “Хачмерук” оцифровал её и впервые публикует в Интернете.

Германский генмор и историческое наследство

И.С. Исаков

«Морской сборник», 1936, № 2, с. 15—26.

“Исаков И. С. Океанология, география и военная история: избранные труды”, Москва : Наука, 1984, с. 85-96.

 

Германский морской архив, сохранивший в себе кадры и документы морского генерального штаба, ликвидированного Версальским договором, недавно опубликовал монографию по Циндаоской операции в очередном томе «Der Krieg zur See 1914—1918» под заголовком «Die Kampfe der kaiserlichen Marine in den deutschen Kolonien» (В.: Mittler und Sohn, 1935. В дальнейшем мы будем называть эту монографию «Официальная германская версия»).

В другое время достаточно было бы ограничиться краткой рецензией или библиографической справкой, чтобы ориентировать нашего читателя, однако при ближайшем рассмотрении монографии оказалось, что она представляет собой не столько новый том истории, сколько новый курс в германской исторической науке. Морской архив как бы поторопился показать, что германская военная история не выпадает из общего курса и что в деле фальсификации на фашистский лад истории германского народа морской генеральный штаб занимает достаточно почетное место.

Обычно в работе над историческими материалами приходится преодолевать значительные трудности, поскольку необходимо пользоваться продукцией буржуазных архивов или отдельных историков. Наиболее успешным методом для восстановления конкретных исторических условий, в которых протекали изучаемые события войны, является метод сопоставления документов обеих сторон, при этом предпочтительны подлинные архивные документы. Это позволяет вскрыть не только нарочитые искажения и умолчания, но и тенденциозность в подборе самих документов.

Однако чисто шулерские приемы новых военных «историков» фашистской Германии являются рекордными даже для творцов буржуазных исторических исследований.

Характерно, что для проведения в жизнь нового курса потребовались новые люди, воплощающие в себе его идеи. Вместо знакомых имен Мантея, Грооса или Шпиндлера появляется некий Курт Ассман (контр-адмирал), которому и принадлежит высокая честь выпуска в свет первого образчика фашистского творчества по военно-морской истории.

Циндаоская операция, выполненная японским командованием в начале империалистической войны, представляет особый интерес. Дело в том, что это не просто «частная операция мировой войны, проведенная на отдаленном театре», как трактуют ее некоторые исследователи, а одна из очередных операций японского империализма, осуществленная на фоне этой войны. Здесь две операции в одной: захват германского Циндао и оккупация китайской провинции Шаньдун.

Историческое место этой операции скорее в ряду этапов японского устремления на материк, начиная с Порт-Артура (1895 и 1904 гг.) и кончая захватом Маньчжурии в 1931 г., чем среди боевых эпизодов мировой войны. Только изучая ее в общей связи с операциями против Вэй-Хай-Вэя, Порт-Артура, Шанхай-Усуна и теми условиями, в которых они выполнялись, можно найти много ценного как по истории японского империализма, так и для прогноза ближайшего будущего.

Кроме того, «Циндао» интересен как последний опыт решительной операции против морской базы. Мировая война дала много примеров борьбы флота против берега, а также несколько случаев смешанных операций, однако со времени Порт-Артура самым последним образцом захвата базы является Циндао.

Для немцев борьба за Циндао также вырастала далеко за рамки обороны опорного пункта для крейсерской войны. Достаточно заглянуть в мемуары Тирпица, создателя Циндаоской базы, чтобы найти объяснение истинной ценности этой колонии для германского капитала.

«Создать только военную базу мне представлялось недостаточным» (Tirpitz A. Erinnerungen. Leipzig; Kochler, 1920 S. 62).

«Нужно было путем вложения небольшого капитала пробудить (к жизни) ценности, о существовании которых китайцы не подозревали, и показать хоть бы в малых рамках, на что способна Германия» (Tirpitz A. Op.cit., S. 66).

«Предполагавшийся к постройке металлургический завод… дал бы возможность создать промышленное предприятие … Железный и стальной рынки перешли бы в наши руки и поднятое на такую ступень экономическое значение Германии должно было усилить наше политическое положение (в Китае) и воздействовать на все остальные отрасли немецкого экспорта» (Ibid., S. 68).

Таким образом, для Германии оборона Циндао была не только операцией за сохранение военно-морской базы, но и борьбой за удержание политического опорного пункта, борьбой за политико-экономическую базу, владея которой германские колонизаторы, конкурируя с другими империалистами, предполагали отхватить свою долю при разделе Китая.

Однако такие широкие планы оказались авантюрой, так как руководители германской империи не сумели обеспечить их выполнение.

«У нас было все, не было только политики, которая позволила бы нам надолго закрепить эту немецкую пробу» (Ibid., S. 76). Так с горечью говорит Тирпиц, один из вернейших сотрудников Вильгельма. Он предполагал, что развитие Циндао возможно лишь при сохранении хороших отношений с Японией, и требовал этого от министерства иностранных дел, не понимая, что именно развитие Циндао исключает в перспективе «дружбу» с японскими империалистами. После того как разразилась война в условиях, которые сложились к лету 1914 г., у Тирпица была только одна надежда на реализацию Шлиффен-плана, т. е. на быстрый и решительный разгром союзников, что автоматически спасло бы и его колониальное детище. Когда эта надежда отпала, осталось одно — сохранение престижа, надо было выйти из затруднительного положения, «не посрамив германского оружия». Старый вояка понял, что «Япония, будучи нашим врагом, повредила нам меньше, чем могли повредить сами германцы, если бы приняли их оскорбление» (т. е. ультиматум о сдаче Циндао). Больше того, Тирпиц считал, что поражение в Китае повлияет на моральную стойкость немцев на главном театре.

Вот почему все действия коменданта Циндао сводятся к созданию обстановки «трагической неизбежности», «борьбы до пределов крайней возможности» и к демонстрации «непобедимости германского духа» и т. д.

Конечно, «Официальная германская версия» не старается вскрыть всех махинаций, связанных с этой проблемой. Наоборот, она широко использует разные легенды и сознательно созданные версии, которые были шиты наспех белыми нитками и во время операции для замазывания ошибок командования. Причем эти местные легенды явно не претендовали приобрести историческую ценность и играли чисто практическую и временную роль. Но, по-видимому, у современных фашистских историков не хватило фантазии, чтобы заменить их более универсальной легендой.

Для японского правительства в этой операции характерно традиционное использование благоприятной обстановки. Воспользовавшись затруднениями союзников и отвлечением всеобщего внимания к грандиозной картине первых сражений в Европе, японское командование организовало смешанную операцию для захвата Циндао и. одновременно оккупации Шаньдуна. Несмотря на нейтралитет, объявленный Китаем, экспедиционный корпус в составе около 32000 человек был высажен тремя эшелонами на территории Шаньдуна, причем первый в 190 км от объекта операции.

2-я японская эскадра блокировала германскую базу с моря, пользуясь тем, что у противника были ничтожные воздушные силы и вовсе отсутствовали подлодки.

Понадобилось 32000 бойцов, одна эскадра в 59 вымпелов, артиллерийский парк в 144 орудия и грандиозный инженерный парк, чтобы после 2,5 месяцев взять малую приморскую крепость с гарнизоном в 5000 человек и с сухопутным фронтом в 6 км, почти не имевшую флота и авиации. При этом японцы понесли значительно большие потери как на суше, так и на море.

Особенность положения состояла в том, что немцы были последними европейскими учителями японской армии (в 1884 г. они сменили французских инструкторов). Атака Циндао велась по германскому наставлению. Часть японских артиллеристов пришла под Циндао после окончания артиллерийского училища в Германии. Здесь также был поставлен на карту престиж и авторитет японского оружия перед Китаем, Кореей и другими угнетенными Японией колониями и перед всеми верноподданными микадо внутри метрополии.

Из почтения или, вернее, из страха перед учителями пришлось. вернуться к истокам мудрости предков и вспомнить поучение «Sung-to-go» — своеобразной библии самураев VIII в., которая говорила: «…силы, осаждающие крепость, должны быть в 10 раз больше её гарнизона» (Encycl. Brit., 14 ed., vol. 2, p. 918).

Если учесть соотношение сил на суше, море и в воздухе, то приблизительно так и было. Под Циндао так называемая «непобедимость» японской армии была продемонстрирована только за счёт её численности. В этом отношении операция представляет большой интерес, так как дает возможность установить ряд характерных для японской армии черт, и, в частности, типичные её ошибки.

Поскольку для японской армии и флота операция у Циндао есть последний исторический пример встречи с европейским противником, она заслуживает особого внимания потому, что последующие «подвиги» японцев и победы над маньчжурской и китайской армиями, слабо организованными и плохо технически оснащенными, не дают ясной картины и подлинной характеристики современных «самураев».

С точки зрения специальной в Циндаоской операции интересны организация ближней блокады и прорыв ее миноносцем «S-90», организация и некоторые нормы японских перевозок и десантов, примеры сопровождения флотом фланга армии, продвигающейся по побережью, организация минной обороны германской базы и тральные работы японцев.

Кроме того, хотя сама осада и оборона приморской крепости не могут возродиться в таком же виде в грядущей войне, но они дают много материалов для выявления тенденций, которые неизбежно должны повлиять на решение этой задачи в будущем.

Поэтому вполне естественен интерес к Циндаоской операции, тем более что в нашей литературе по этому вопросу имеется огромный пробел. Характерно, что этой операцией продолжают интересоваться за границей (можно назвать около 70 наименований работ, относящихся к Циндао), причем наибольшее внимание проявляют военные круги США, что вполне закономерно.

Германское официальное описание данной операции должно было, опираясь на документы, дополнить эту литературу. Между тем вследствие сплошной фальсификации оно может ввести в полное заблуждение тех, кто не имел возможности ознакомиться с более научными и солидными источниками.

Для иллюстрации кратко изложим характерные дефекты этой книги. Несостоятельность методологии «труда» определяется тем, что операция исследуется совершенно изолированно от хода политических и военных событий на главном театре войны. Напрасно читатель будет искать объяснений, почему 23 августа 1914 г. в приказе по крепости комендант счёл возможным написать: «Хорошо подготовленные и обученные, мы спокойно можем ожидать врага» (Официальная германская версия, с. 47), в то время как маленькой приморской крепости с пятитысячным гарнизоном противостояла вся Япония.

Или почему месяц спустя, 28 сентября, т. е. когда осада еще фактически не начиналась, германское командование приступило к планомерному уничтожению некоторых своих кораблей?

В первом случае читателю самому приходится сопоставить некоторые даты и тогда становится ясно, что приказ писался в период так называемого «приграничного сражения», когда германская лавина катилась на западном фронте в соответствии с модернизированным планом Шлиффена. В то время не только Мольтке, но и комендант Циндао был полон надежд на быструю победу.

Во втором случае, в период «бега к морю» и ухода в землю французского правого фланга, не было уже Мольтке, не было надежд на скорое окончание войны и на возможность сохранения крепости до достижения решительной победы на главном направлении.

Через всю книгу проходит эта разобщенность, как будто события в Циндао не только не зависели от хода всей войны, но и протекали сов сем в другом мире, на другой планете. Лишь на одной из последних страниц печальным признанием звучит такая фраза: «Если бы на родине, на западном театре войны, счастье было в сентябрьские недели на стороне нашего оружия, чрезвычайно упорное сопротивление, может быть, спасло бы Циндао» (Там же, с. 94).

Сознательные искажения. Если обратиться к архивным материалам, в частности к донесениям военных представителей союзников при японской ставке, то основные данные о составе и численности частей и вооружениях противников представляются в следующем виде.

Соотношение сил. Немецкая морская пехота дралась при обороне Циндао неумело, особенно ночью, но стойко. В отдельных случаях были примеры героизма, однако еще чаще были образцы такого безалаберного управления, что части обстреливали друг друга.

Что касается японцев, то слава «непобедимости» их армии была поддержана тем, что было создано 6—7-кратное численное превосходство на суше и в воздухе и не поддающееся учету (более чем в 50 раз) превосходство на море. Положение немецкого гарнизона было очень тяжелым.

Но для фашистских историков этого оказалось мало. Чтобы участников обороны представить «вундерменшами», чудо-богатырями, применен такой прием: наряду с затушевыванием своих ошибок и далеко не героических подвигов, умножены силы противника, действовавшие против крепости.

Если сопоставить несколько германских документов, то численность гарнизона Циндао после мобилизации определяется в 4755 человек, а с дополнительно снятыми с производства военнообязанными — около 5000 человек.

Японский экспедиционный корпус имел общую. численность в 32000 человек, включая английские части и рабочие батальоны. Таким образом, соотношение сил на сухопутном направлении было 1:6,4.

«Официальная германская версия» приводит такие данные о японских силах:

Состав экспедиционных войск — 53 380 человек

Экипажи военных кораблей — 25 276 человек

Итого 78 656 человек.

Иначе говоря, предлагается верить, что на одного германского бойца приходилось на фронте не 10,6, а 15,7 японца.

Сфабриковано это так. При подсчете повышен численный состав отдельных подразделений (Например, 18-я пехотная дивизия — 15092 человека вместо 12917, 22-й кавалерийский полк — 667 человек вместо 507 и т. д.) и в список частей, действовавших против Циндао, включены части, оккупировавшие китайский Шаньдун, и ж.-д. части, обслуживавшие дорогу до Цзинань-Фу. Получилось внушительно, но… неверно.

Подсчет артиллерии еще более подтасован.

Нельзя допустить, чтобы «просвещенные» офицеры германского флота до сих пор не сумели выяснить калибр главной артиллерии на флагманском корабле противника, ведь для этого не надо обладать особой эрудицией, достаточно заглянуть в справочник. Между тем линкор «Суво» показан с четырьмя 305-мм орудиями, в то время как на самом деле он имел четыре 254-мм орудия.

Может быть, это ошибка? Конечно, грубая и недопустимая для официальной истории, но при дальнейшем рассмотрении оказывается, что «Мисима» вместо четырех 229-мм имел якобы четыре 254-мм пушки, «Удзи» — четыре 75-мм, а не два 120-мм орудия и т. д.

Интересно, что все «ошибки» сделаны с одним знаком, все преувеличивают либо число, либо калибр артиллерии противника.

Генеральная бомбардировка Циндао началась 31 октября, так как японцы приурочили ее ко дню рождения микадо. Однако так как к этому времени подготовка к артиллерийской атаке не была закончена, то не все калибры приняли участие в стрельбе; самые тяжелые еще не были установлены. В частности, 280-мм гаубицы начали впервые стрелять по германской крепости 4 ноября, а 240-мм орудия — 5 ноября, причем из-за проседания оснований тогда же прекратили огонь и больше в бомбардировке не участвовали.

«Официальная германская версия» утверждает (с. 81), что обстрел 280-мм пушек начался с 1 ноября. В своем донесении кайзеру комендант Циндао сообщал: «Укрепления и город очень повреждены непрерывной девятидневной бомбардировкой с суши самыми тяжелыми орудиями — до 28-см калибра» (Официальная германская версия, с. 94. Между прочим, город почти совсем не пострадал, это тоже сгущение красок).

Но так как вся бомбардировка длилась семь суток, а тяжелые калибры вступили в действие 4 и 5 ноября, то, чтобы преувеличить героизм и стойкость защитников, донесение коменданта сгущает краске больше, чем вдвое.

Почти вся книга полна таких искажений.

Легенды. Взрыв «Лаутинга». Союзники мин под Циндао не ставили. Применять их в той обстановке, которая сложилась в районе германской базы после ухода эскадры адмирала Шнее в Океанию и позже к американским берегам, было нецелесообразно.

Германское командование своевременно начало первые минные постановки. В одну из них с минзагом «Лаутинг» в момент сбрасывания мин случилось следующее происшествие.

«Под кормой произошел сильный взрыв, и над ней поднялся столб воды высотой около 100 метров… напором воздуха разбросало людей… машина стала. Из машинного отделения пошел пар, но вскоре выясвилось, что причиной этого были лопнувшие водомерные стекла… Однако «Лаутинг» смог вернуться в гавань под своей машиной без посторонней помощи… После осмотра оказалось, что пробоины нет, есть только слабая течь через швы и руль действует лишь от ручного управления» (Там же, с. 29).

До сих пор картина ясна — при сбрасывании своей плохо приготовленной мины от удара об воду произошел взрыв. Если бы это было не так, то малый минзаг в 400 т так легко не отделался бы.

Но вот начинается легенда: «Старший боцманмат Гудзе принес офицеру остаток запала (найденный им на корабле, но где именно — не сказано. — И. И.), на котором была марка «Портсмут». На основании этого предположили, что «Лаутинг» наткнулся на мину, которую, вероятно, поставили накануне английские истребители» (Там же).

Случилось это 23 августа 1944 г. когда крепость была почти обречена и все надежды возлагались на победу на западноевропейском фронте. В этих условиях командование крепости создало легенду о «трубке (запале) Гудзе», чтобы сгладить впечатление от своих ошибок и неудач.

Фашистские историки не сочли нужным отказаться от этой легенды или «подправить» ее, несмотря на то что она очень грубо и примитивно сфабрикована и совершенно искажает фактическую сторону событий.

Сдача «Орлиного гнезда». 27 сентября 1914 г. германские части отжимались японцами с передовых позиций в пределы крепости. Командующий сухопутным фронтом приказал отряду из 60 волонтеров замаскироваться на одной из скалистых высот горы «Принца Генриха» (384 м), из-за труднодоступности названной «Орлиным гнездом» (330 м). Задача отряда состояла в том, чтобы пропустить мимо себя наступающих японцев и, находясь у них в тылу, доносить об их составе и действиях. Для обеспечения отряду было дано воды и провианта на пять недель, много боезапасов и телефонная связь.

Расчет очень наивный, показывающий как плохо изучали немцы опыт Порт-Артура, если допускали, что японцы не используют тотчас же самой высокой точки, находящейся в 5 км от переднего края оборонительной полосы крепости [1].

Но события развернулись значительно быстрее, так как офицер, командовавший отрядом, увидев, как японские части теснят немцев, отступающих мимо «Орлиного гнезда», не утерпел и, используя свое фланкирующее положение, открыл энергичный огонь по японцам.

«Поэтому уже после полдня 27 сентября японцы направили артиллерийский огонь на «Орлиное гнездо». Ночью они взобрались по совершенно отвесной скале, причем подошвы у них были обвязаны соломой, и утром 28 сентября расположились в расстоянии 100—200 м от захваченных врасплох защитников… Около полудня гарнизон сдался» (Там же, с. 64).

Так бесславно кончилась эта затея, и 54 человека со всем снаряжением попали в плен не через пять недель, а через сутки. В это время каждый боец для Циндао представлял большую ценность; 54 человека составляли почти 50% потерь в боях за «впереди лежащую местность». Виною этого был темперамент лейтенанта или плохой расчет командующего сухопутным фронтом, но, очевидно, гарнизону эту потерю объяснили иначе.

«По-видимому, приближение японцев к отдельным постам («Орлиного гнезда») было облегчено тем, что белые повязки на рукавах, которые употребляют японцы, были приняты нашими людьми за белый флаг» (Там же, с. 61).

Мы были лучшего мнения о защитниках Циндао. Возрождая эту легенду, германский архив изображает своих бойцов «чудаками», которые, сидя на скалистой вершине, могли допустить, что более мощный противник, оттеснив германцев в крепость, с чрезвычайным риском полезет на отвесную скалу, чтобы сдаться в плен 60 волонтерам или чтобы ночью приступить к переговорам об их сдаче.

«Любовь» китайцев в «культуртрегерам». Во всей монографии можно найти много таких изречений:

«Китайцы опорного пункта (Циндао) по своим симпатиям были на стороне немцев» (Там же).

«Шеф полиции организовал состоявшее из китайцев бюро разведки для выяснения японских позиций… Успехи бюро следует особо отметить, принимая во внимание большую опасность, которой подверглись разведчики и которая является ценным показателем китайской верности немцам» (Там же, с. 44).

Наряду с этим, несмотря на явное противоречие, во многих местах книги дается совершенно противоположная оценка местных жителей. «Поразительный успех японцев в оттеснении наших передовых частей следует главным образом приписать тому, что отдельные позиции и места закладки мин были хорошо им известны от (китайских) шпионов … так как китаец прежде всего делец» (Там же, с. 61). «В первые дни мобилизации большая часть китайского населения бежала из города» и т. д. (Там же, с. 44)

А затем идут исключительные по цинизму признания в том, какими способами германские «культуртрегеры» заставляли местных жителей работать в крепости, хотя они не являлись комбатантами и имели все «человеческие и божеские» права уйти из осажденного города.

«Полиция получила указание остановить бегство китайцев… Чтобы избежать нового бегства, в дальнейшем пропускались в проходы через проволочные заграждения только китайцы, имевшие удостоверения. Эти удостоверения выдавались лишь тем из них, кто не подозревался в желании бежать. Позже контроль был усилен клеймением груди и рук. Против китайцев, пытавшихся тайно уйти из города, применялось огнестрельное оружие» (Там же, с. 45).

После подобной откровенности и описаний, как сравнивались с землей китайские селения, находившиеся впереди оборонительной полосы, германские историки многократно возвращаются к теме о китайской преданности и любви к немцам. Но если китаец не хочет умирать за кайзера, это объясняется врожденной трусостью, если он служит японцам — врожденной корыстностью.

Германские официальные историки вряд ли не понимают, что для китайского крестьянина или кули как германцы, так и японцы в равной мере были поработителями и врагами. Версия о любви к немцам и об их культурной миссии в Китае возрождается сейчас с вполне утилитарной целью пропаганды необходимости предоставления Германии колоний, основываясь на этих, с позволения сказать, «моральных» правах.

Что касается якобы трусости китайцев, то немецким историкам следовало бы познакомиться со статьей более объективного американского автора капитана B. Smith (Smith B. Тhе siege of Tsingtau. — Coast Artillery J., 1934, N 11/12), который рассказывает, как во время боя у Циндао китайские крестьяне продолжали под двухсторонним огнем обрабатывать клочки арендованной ими земли, их единственный источник существования, до тех пор, пока это становилось совершенно невозможным, при этом несколько китайцев погибли.

Умолчания. «Создавая» историю, фашисты наряду с циничной откровенностью в одной области оставляют ряд сознательных пробелов в других. Ни один из многочисленных немецких авторов не рискнул разгласить о клеймении китайцев с целью регистрации. Официальные же историки 1935 г. сделали это с описанием таких подробностей, которые, очевидно, в современной Германии совмещаются с понятием фашистской культуры.

Но в то же время в описании обороны Циндао нельзя найти сведений, сколько всего и каких мин было в крепости, о численности пулеметов, о точном количестве германских потерь и многих других данных, необходимых для восстановления хода событий.

Так как сейчас эти данные не представляют ничего секретного, то остается предположить, что исследователи просто не пожелали или не сумели разобраться в архивных материалах и подсчитать число пулеметов и мин. Что касается своих потерь, то, как мы увидим дальше, опубликование точных сведений не было в интересах германского архива, так как оно могло разоблачить легенду, являющуюся основным узлом всей монографии.

Перед комендантом крепости после крушения всех надежд на скорую победу в Европе со всей очевидностью встал вопрос о неизбежности сдачи Циндао. Надо было разрешить дилемму, как сдать крепость, чтобы сохранить престиж германской армии и в то же время избежать излишнего кровопролития.

По всей вероятности, урок Порт-Артура и последствия его для Стесселя многому научили коменданта Циндао, так как он очень искусно вышел из положения; остальное взяли на себя германские историки.

Помогли также японцы, которые, побаиваясь своих бывших учителей, методично, медленно и робко приближались к решительному штурму. Это позволило израсходовать почти весь боезапас крепости до решающего момента и поднять белые флаги, как только первая попытка штурма обозначилась проникновением разведывательных частей в оборонительную полосу.

Правда, события после этого протекали несколько стихийно. Так как связь была повреждена бомбардировкой японцев, то, пока до всех подразделений не дошло приказание коменданта о сдаче, произошло несколько стычек отдельных групп.

Хотя не все японские части успели принять участие в первой атаке, а само падение крепости оказалось для победителей относительно неожиданным, комендант так использовал обстановку, что смог донести кайзеру: «…крепость, истощив все средства защиты, пала во время штурма» (Официальная германская версия, с. 94).

Оставался один сомнительный пункт, который объективно не вязался с картиной «ожесточенной» борьбы, в самых сгущенных красках расписываемой современными историками, — это незначительность потерь. Поэтому немецкие материалы, вовсе не дают числа потерь за время штурма. Общие потери за всю осаду приведены в округленных цифрах с оговоркой об их приближенности к действительным.

Однако косвенным путем потери можно установить, так как японские нам хорошо известны из донесений союзных представителей. Во время штурма на фронте в 6 км японская армия потеряла 36 человек убитыми и 181 человек ранеными. Уже эта цифра характеризует «ужасный штурм несметных полчищ». Общеизвестно, что прорывающий укреплённую полосу несёт большие потери, чем обороняющийся. Пулемётов у немцев было больше, чем у японцев (120 на 6 км), и часть боезапаса к ним осталась после сдачи крепости неизрасходованной. Следовательно, потери у немцев должны быть еще меньше, чем у японцев. Но как увязать 15—20 убитых с «геройской защитой до последней крайности» без вмешательства «небесных сил»?

«Потери точно не установлены, однако, несмотря на жестокий огонь, они, как бы чудом, были гораздо меньше, чем ожидалось» (Там же, с. 94), — доносил комендант Вильгельму, и это же продолжают утверждать историки «третьей империи», сохраняя «чудо» и до наших дней, так как иначе пришлось бы отказаться от многих моментов «героического» прошлого.

Кстати сказать, японцам также выгодна легенда о германской защите «до последней крайности» и «жестоком штурме», иначе трудно оправдать свое десятикратное численное превосходство и длительность осады. Поэтому официальные реляции победителей мало отличаются от донесений побежденных. Однако англичане, которые также участвовали в этой операции, нескромно опубликовали в 1926 г. свою версию: «7 ноября белые флаги появились к приятной неожиданности осаждавшей армии, которая рассчитывала на длительную осаду» (Encycl. Brit., 13 ed., vol. 111, suppl., p. 334).

Это было, безусловно, нескромно, так как к этому времени благодаря стараниям немцев и японцев прочно утвердилась героическая легенда коменданта крепости Мейер-Вальдека.

«Фатальные» совпадения. Не менее «научны» следующие два совпадения, которые серьезно трактуются германскими историками.

14 ноября 1897 г. немецкий десант впервые занял Циндао, а в тот же день 1914 г. его комендант был отправлен в плен, в Японию (Официальная германская версия, с. 103). В этом таинственном совпадении архив отмечает перст судьбы. Конечно, было бы еще эффектнее и таинственнее, если бы 14 ноября пала крепость, но так как комендант поторопился сдаться на семь дней раньше, то пришлось момент его отбытия причислить к событиям, равноценным захвату новой колонии.

В одну из последних ночей батарея Хученхук получила попадание с тыла 24-см гранаты, как потом выяснилось, по днищу снаряда, с английского линкора «Triumph».

«Почти вся прислуга была перебита, а установка приведена в негодность. По странной случайности это оказалось то самое орудие, которое 14 октября дало тяжелое попадание в “Triumph”», — говорит «Официальная германская версия» (Там же, с. 85. Кстати, опять неточность, так как на «Triumph» были не 240-мм, а 254-мм орудия).

Ясно, что «возмездие» совершилось, но не ясно, почему германский бог временно перекинулся на сторону англичан и как при залповой стрельбе немцы определили, что именно это орудие дало попадание в «Triumph». Действительно, странный случай для научного труда.

Вообще ссылок на «случай», «счастье» и «судьбу» так много, что приходится предположить, что в новый состав работников архива, помимо фашистских историков, включены хироманты и гадалки.

Несостоятельность библиографии. Этот, казалось бы, не столь значительный факт, однако, вполне характеризует степень научности нового германского исследования. В книге приведен бессистемный и неточный библиографический перечень, содержащий около 41 наименования различных источников, часть которых относится к 1898 г. Таким образом, формально отдана дань научной традиции, и читателю, желающему шире ознакомиться с вопросом, предоставлена как будто возможность найти основную литературу.

Но сделано «маленькое» упущение. Пропущены следующие немецкие материалы:

Воспоминания коменданта крепости Мейер-Вальдека (Meyer-Waldeck. Bilder von der Belagerung Tsing-Taus. — In: Auf See unbesiegt. Munchen: Lehman, 1921).

Воспоминания Тирпица, посвятившего Циндао специальную главу, которую абсолютно нельзя обойти, так как сами составители «труда» упоминают о решающей роли Тирпица в создании этой базы на Дальнем Востоке (Tirpitz A. Op. cit.).

Воспоминания главного инженера Циндаоской верфи Х. Хартмана, который в очень интересной статье освещает деятельность германского тыла в процессе осады; единственный и очень авторитетный источник по этому вопросу (Hartman H. Die Tatigkeit der Tsing-Tauer Werft. — Schiffbau, 1921, N 45).

Воспоминания старшего летчика крепости Плюшова (Pluschow G. Die Abenteuer des Fliegers von Tsingtau, B,: Ullstein, 1920).

При ознакомлении с «Официальной германской версией» видно, что эти источники не только не приведены в библиографии, но частично и не использованы, что, конечно, сильно сказалось на качестве исследования.

Подобными погрешностями, если не сказать больше, пестрит вся книга; в ней много явных противоречий, изложение бессистемное. Выяснить хотя бы относительно достоверную картину главных событий, протекавших во время борьбы за Циндао, нельзя.

Очевидно, недочеты должны компенсироваться описаниями торжественных богослужений, доблестей светских дам, ухаживавших за ранеными, и патриотическими излияниями об особой миссии германского «духа» в колониях.

Вряд ли все читатели «третьей империи» будут удовлетворены подправленной германской историей. Надо полагать, что эта историческая стряпня рассчитана главным образом на молодое офицерство и воинствующую фашистскую молодежь, чтобы, кроме сознания необходимости поддерживать «героические традиции прошлого», возбудить у них вкус к колониальной романтике. <…>

<..> Также не случайно «перетряхивание» истории Циндао и попытка представить флот и моряков «наследниками и продолжателями всего возвышенного и героического» в прошлом Германии производятся в тот момент, когда открыто ставится вопрос о колониях для «третьей империи», приступившей к воссозданию мощного флота.

Но книга преследует и более утилитарную современную цель — помочь фашизму в устройстве своих внешних дел. Так, исключительно корректны замечания о японской политике, руководстве и командовании. Вся Циндаоская эпопея трактуется как печальное недоразумение между двумя странами, интересы которых полностью совпадают. Японские офицеры изображены благородными рыцарями, «самураями». Если же иногда германские историки не могут отказать себе в удовольствии сообщить о случаях грабежа, жестокого обращения с пленными и о других подвигах своих «исторических друзей», то сразу оговариваются, что «японские офицеры тотчас же прекращали эти безобразия».

Так фальсификация истории 1914 года должна помочь теперь укрепить дружбу германских и японских фашистов.

Что касается нашего читателя, незнакомого с другими материалами по операции у Циндао, то до выхода специального исследования на русском языке мы рекомендуем пользоваться, кроме сочинений Тирпица, Хартмана и Мейер-Вальдека, статьями лейтенанта Мопсопий [2] и упомянутого выше капитана B. Smith. Конечно, все эти работы не свободны от многих ошибок, но они кажутся совсем незначительными по сравнению с официальной фашистской версией.

На примере монографии о Циндао видно, что от традиций старого германского архива остались только хорошая обложка и техническое оформление.