В 1830 году “Московский Телеграф” напечатал большой очерк боевого офицера “Взятие Арзерума” (стр. 141-175). Подробный очерк написан прекрасным слогом на основе писем его другу Платону.

Внизу начальный фрагмент (13 страниц из 35) очерка в старой орфографии (с ѣ). В новой орфографии – http://crossroadorg.info/arzrum-3/.

ВЗЯТІЕ АРЗЕРУМА

(Письма изъ Арменіи)

 

Да, милый мой Платонъ, правда твоя, что въ прошлогоднюю и нынѣшнюю Турецкую кампанію, славныя побѣды и быстрыя движенія Кавказскаго Корпуса занесли насъ далеко, далеко, можно сказать на край свѣта и, кажется, на край Азіатскихъ завоеваній! Я въ Арзерумѣ, и со дня покоренія сей славной столицы Анатоліи — имѣю честь быть ея высокостѣнной и очень хорошо вооруженной цитадели Коммендантомъ! Вотъ уже третій мѣсяцъ, какъ передъ Азіятскими окошечками моей, внутри раззолоченной квартиры, на превысокой сѣверовосточной башнѣ

Побѣдоносный флагъ Россійскій

Лелѣешь вѣтръ Анатолійскій.

Время стоишь прекрасное: не холодно, не жарко; но скоро, по разсказамъ здѣшнихъ жителей, очень скоро, изъ скалистыхъ ущелій Арменскихъ горъ, огибающихъ Арзерумъ съ южной и восточной сторонъ, вырвутся и завоютъ вѣтры буйные, осенніе; пойдутъ проливные дожди, начнутся холода, трескучіе морозы, и завалитъ насъ снѣгомъ какъ въ Архангельскѣ!

Противъ этого, сѣвернаго, знакомаго намъ непріятеля, вторая колонна, до 10,000 человѣкъ, уже назначенная Главнокомандующимъ зимовать здѣсь, вооружается Русскими печами, тулупами, и на всю длинную зиму запасается провіантомъ, фуражемъ, дровами и, какъ на морѣ, солониною: Арзерумъ па зиму дѣлается Шпицбергеномъ!

Противъ другаго непріятеля, новаго Арзерумскаго Сераскира, Османъ Казындаръ Оглы, бывшаго предъ симъ Трапезондскимъ Пашею, и противъ существующей здѣсь между Турками пословицы (*), которая такъ много тревожитъ сѣдую голову твоего почтеннѣйшаго Ѳомы Ѳомича, дѣлается непреодолимое препятствіе — обрадуй его:

(*) Карсъ славится твердостію стѣнъ своихъ; Ахалцихъ храбростію жителей, а Арзерумъ красотою женщинъ.

 

До 800 человѣкъ Армянъ, состоящихъ изъ каменьщиковъ, пильщиковъ, плотниковъ и просто рабочихъ, и до 4000 нашихъ солдатъ, воть уже другой мѣсяцъ, ежедневно, трудятся надъ фортификаціонною каменною стѣною, отдѣляющею сѣверо-восточный уголъ крѣпости (до 400 домовъ) отъ оставляемаго нами на зиму города и его форштатовъ. Работа кипитъ, и къ 1-му Октября, Русская богатырская стѣна, съ 12-ю большими крѣпостными орудіями, явится къ услугамъ незваныхъ гостей.

Кромѣ сего, небольшая, но прекрасно поставленная цитадель преобразовывается по нашему: вмѣсто 18-ти тяжелыхъ, на неуклюжихъ станкахъ, орудій , будутъ стоять 25 лучшихъ и всѣ на ловкихъ поворотныхъ платформахъ. Вторыя (внутреннія) и первыя стѣны Русскаго угла крѣпости, также приводятся въ лучшее состояніе и сильно вооружаются; всѣхъ орудій будетъ до 60-ти!

Послѣ этого, я увѣренъ что тебѣ не трудно будетъ сладить съ высокопочитателемъ и страстнымъ читателемъ Римской Исторіи — съ почтеннѣйшимъ Ѳомою Ѳомичемъ и освободить его отъ тяжкія печали, засѣвшей въ его патріотическомъ сердцѣ отъ сходства быстраго четырнадцати-дневного чрезъ высокія (какъ Альпійскія) горы движенія и четырехъ побѣдъ Графа Эриванскаго, съ Аннибаломъ. Надѣюсь, что невѣрующій Ѳома (Ѳомичъ) перестанетъ думать и спорить, что Паскевичъ, дошедши до non plus ultra, остановилъ насъ въ Азіятской Капуѣ и что мы здѣсь, подобно Карѳагенскому войску, послѣ необыкновенныхъ трудовъ и побѣдъ, пресыщенные военною славою, вдругъ, перешедъ къ совершенному спокойствію, разнѣжимся, разбалуемся и для будущей кампаніи упадемъ духомъ — какъ-бы не такъ! А богатырская стѣна? а лютая зима и очищенная отъ жителей обоего пола, старыхъ и малыхъ, часть города и превращеніе домовъ въ казармы? Похоже-ли это на Италію и на гибельную свободу войскъ Аннибаловыхъ въ Капуѣ? Но оставимъ Ѳому Ѳомича съ его Римскою Исторіею; пускай онъ ее читаетъ и перечитываетъ; не мѣшай ему находишь сходства, и при сравненіи нашихъ побѣдъ съ военными успѣхами древнихъ героевъ, приклеивать къ намъ тѣ-же послѣдствія.

Случалось-ли тебѣ, Платонъ, когда нибудь, противу твоего желанія, медленно и даже съ препятствіями, идти или ѣхать къ предмету, овладѣвшему всѣмъ твоимъ любопытствомъ? Къ чему такоЙ вопросъ? А вотъ къ чему.

Еще прошлаго года, со дня покоренія страшнаго Карса, нѣкоторые, подобные мнѣ предугадыватели, рѣшительно думали и утверждали, что Графъ Эриванскій, послѣ сей важной побѣды, для нанесенія рѣшительнаго, смертельнаго удара Малой Азіи и всему ея воинству  –  непремѣнно долженъ идти и пойдеть отъ Карса къ Арзеруму. Мысль побывать въ столицѣ Анатоліи, въ одномъ изъ древнѣйшихъ городовъ Великой Арменіи, пережившемъ въ теченіе нѣсколькихъ вѣковъ величіе и могущество многихъ славныхъ въ древности народовъ,  налагавшихъ на него сильныя и своевольныя свои руки, и все еще до сего времени существующемъ и слывущемъ въ Малой Азіи городомъ богатымъ и мноволюднымъ, обильномъ событіями, развалинами и воспоминаніями: все это, тѣснившееся въ моемъ воображеніи и поджигаемое разсказами Армянъ, воспламенившихся своимъ возстановленіемъ, соединеніемъ, увеличивало мое нетерпѣливое любопытство до чрезвычайности; но Графъ Эриванскій повелъ насъ къ Ахалцихуу и разгромивъ его, воэвратился въ Тифлисъ!

Такимъ образомъ, обманувшись въ моихъ ожиданіяхъ въ прошломъ году, я съ надеждою на нынѣшній выѣхалъ изъ Тифлиса въ Эривань въ штабъ моей роты, гдѣ въ разнообразныхъ приготовленіяхъ къ предстоящей кампаніи непримѣтно прошли: Ноябрь и Декабрь 1828-го и Январь Новаго года. Кромѣ сего, въ обществѣ пяти-шести любезныхъ и образованныхъ товарищей, жившихъ тогда въ Эривани, врѳмя бѣжало весьма пріятно и непримѣтно приближало меня къ моему желанію — побывать въ Арзерумѣ. Но вдругъ, въ началѣ Февраля , открывается жестокая чума!.. Дружескія бесѣды разрушилнсь; мѣсто тихаго, пріятнаго время провожденія, заступили страхъ и ужасъ! Съ отвратительнымъ скрипомъ затворились огромныя желѣзныя ворота крѣпости и всѣ заперлись въ своихъ квартирахъ! Въ первые дни, по 20-ти и болѣе несчастныхъ жертвъ чумы, голыхъ, безъ гробовъ, провозили мимо моихъ оконъ за южныя ворота. Но этого мало: меня сдѣлали Коммендантомъ крѣпости; на мнѣ легла грузная обязанность: уничтоженіе чумы и отвѣтственность не выпустишь ея за крѣпость, въ обширный и многолюдный форштатъ! Послѣ сего, я уже не могъ запершись сидѣть дома и думать лишь о себѣ.

Для соблюденія строжайшихъ мѣръ противъ заразы, я долженъ былъ съ утра до вечера ходить по казармамъ, по госпитальнымъ палатамъ, изъ коихъ въ одной до 60-ти человѣкъ лежало зараженныхъ чумою! До четырехъ тысячъ разнаго званія людей, живущихъ въ самой крѣпости, до 300 больныхъ и по необходимости тѣсное размѣщеніе, при всѣхъ предосторожностяхъ, казалось, благопріятствовали заразѣ. Но строжайшія, благоразумныя мѣры, взятыя опытнымъ и неутомимымъ Докторомъ Шуллеромъ, прибывшимъ на этотъ разъ въ Эривань, остановили и уничтожили дѣйствіе чумы въ два мѣсяца! Честь и хвала Шуллеру: Эриванскій гарнизонъ обязанъ ему спасеніемъ. Шуллеръ былъ давно уже извѣстенъ твердымъ познаніемъ Медицины и всегда неутомимою своею дѣятельностію; особенно онъ былъ весьма опытенъ въ распознаваніи чумы у замаскировывающейся разными видами обыкновенныхъ болѣзней. Но Шуллера нѣтъ! За южными воротами, на крутомъ, каменистомъ берегѣ Занги, въ чумномъ отдѣленіи могильныхъ бугровъ, и онъ зарытъ — безъ гроба! Изъ всего Эриванскаго гарнизона Шуллеръ былъ послѣднею жертвою чумы.

Въ исходѣ Марта мѣсяца откупорились крѣпостныя ворота Эривани; отворились двери казармъ, домовъ и домиковъ; показалась весна, и по берегамъ быстрой, всегда кипящей Занги зазеленѣлись луга, кустарники; распускался садъ бывшаго Сардаря Эриванскаго, расцвѣли фруктовыя деревья и радостные лучи весенняго солнышка, рѣзвясь по снѣжнымъ хребтамъ окружныхъ горъ, наводили улыбку и на вѣчно снѣжное и угрюмое чело Арарата. Къ этому удовольствію, новая радость.

Апрѣля 1-го, съ двумя орудіями моей роты, я оставилъ оживающую Эривань, выступилъ въ походъ, и на другой день, передъ полуднемъ соединился съ остальными Шестью орудіями, только что пришедшими изъ за-Араратскаго, еще засыпаннаго снѣгомъ хребта и остановившимися на прелестно зеленѣющихся берегахъ тихой рѣчки Карасу, въ 15-ти верстахъ отъ крѣпости Сардарь-Абада.

Послѣ тѣсной, могильной Эриванской жизни, вдругъ, черезъ однѣ сутки, очутишься на просторѣ и на зеленѣющихъ лугахъ, развертываемыхъ весеннимъ солнышкомъ и, подъ яснымъ чистымъ небомъ, жить въ палаткѣ, дышать ароматическимъ воздухомъ — эта такая радость, такое благо, какого ты еще, Платонъ, не испыталъ и не можешь себѣ вообразить.

Апрѣля 5-го отрядъ Генералъ-Маіора Панкратьева, къ которому принадлежала и моя рота, выступилъ въ походъ по Гумрской дорогѣ. Когда мы поднялись въ горы, погода перемѣнилась: задулъ сильный и холодный вѣтръ; по утрамъ шел снѣгъ, послѣ полудня лилъ дождь.

7-го Апрѣля мы дотянулись до лѣвыхъ гористыхъ береговъ Арпачая и въ 2-хъ верстахъ отъ селенія Кашеванги расположились лагеремъ. Здѣсь, для кратчайшаго и всегда вѣрнаго сообщенія Армянской области съ Карскимъ Пашалыкомъ, начинали дѣлать деревянный мостъ, на томъ-же мѣстѣ, гдѣ нѣкогда въ цвѣтущее время Арменіи, стоялъ твердый н красивый каменный мостъ; время обрушило арку, но береговые упоры уцѣлѣли для основанія Русскаго моста.

Отъ безпрестанныхъ проливныхъ дождей вода прибывала весьма скоро в теченіе рѣки было неимовѣрно быстрое. Для перевоза насъ на ту сторону былъ, на скорую руку, сколоченъ небольшой паромъ. Переправа была медленная, претрудная и опасная: 3 пѣхотные баталіона и 8 легкихъ орудій перевозились двое сутокъ; дождь лился рѣкою, люди промокали до костей, измучились до полусмерти — во все кончилось благополучно.

Съ правыхъ гористыхъ береговъ Арпачая, въ 12-ти верстахъ отъ нашего лагеря, я видѣлъ развалины славной столицы Арменіи, города Ани. Въ двухъ верстахъ отъ лагеря, по дорогѣ къ Ани стояли тріумфальныя ворота; кѣмъ, когда и по какому случаю они построены, Богъ знаетъ.

11-го Апрѣля, лагерь нашъ, отъ селенія Кашеванги перенесенъ былъ въ уголъ соединенія рѣкъ Карса и Арпачая. Здѣсь отрядъ нашъ, прикрывая Гумры, пробылъ до 9-го Мая. Во все это время погода стояла пренесносная!

Мая 9-го пошли мы къ Карсу, гдѣ пробывъ до 21-го числа, опять потянулись къ Ардагану и 25-го возвратились къ Карсу, на прежнее лагерное мѣсто, при селеніи Караджн.

Наконецъ, Іюня 4-го, по Арзерумской дорогѣ, пришли мы къ селенію Кошанлы (или Котанлы), и надъ крутыми, красивыми берегами Карсъ-Чая расположились лагеремъ. Время установилось прекрасное. Въ 20-ти верстахъ передъ нами огибалось первое и важное препятствіе къ покоренію Арзерума — высокій хребетъ Саганлугскихъ горъ. Къ 10-му числу стянулся сюда весь Корпусъ и съ нетерпѣніемъ ожидалъ вождя своего.

Іюня 10-го, въ 5 часовъ вечера, громкое ура, раздавшееся по лагерю, возвѣстило радостное прибытіе Главнокомандующаго. Графъ Эриванскій, объѣзжая линіи Корпуса, останавливался передъ каждымъ полкомъ, здоровался съ Офицерами, солдатами и поздравлялъ съ походомъ.

13-го числа, въ 6 часовъ по полудни, Корпусъ выступилъ къ высокому, заросшему густымъ сосновымъ лѣсомъ и еще во многихъ мѣстахъ покрытому снѣгомъ, Саганлугскому хребту, за коимъ, на обыкновенной хорошей арбяной дорогѣ, сообщающей Карсъ съ Арзерумомъ, стоялъ 20-ти тысячный непріятельскій Корпусъ въ укрѣпленномъ лагерѣ. По сему единственному между Карсомъ и Арзерумомъ сообщенію лѣвый флангъ нашего Корпуса, подъ командою Ген. Маіора Бурцова, еще засвѣтло былъ посланъ Главнокомандующимъ, съ намѣреніемъ дать себя замѣтить непріятелю, сторожившему насъ съ горъ.

Правый флангъ Корпуса, выступившій предъ сумерками, пошелъ правѣе, по вьючной, весьма трудной дорогѣ, и въ полночь, въ 8-ми верстахъ отъ подошвы горъ, сдѣлалъ большой привалъ и опять продолжалъ идти впередъ.

Лѣвый нашъ флангъ, также передъ полуночью, не доходя подошвы горъ, остановился и, разложивъ большіе огни, ждалъ утра.

Съ разсвѣтомъ слѣдующаго, 14-го дня, Генералъ-Маіоръ Бурцовъ завязалъ дѣло съ Турками, вышедшими противъ него изъ укрѣпленнаго за горами лагеря, и тянулъ оное до полудня. Между тѣмъ правый флангъ, безъ малѣйшаго со стороны непріятеля препятствія, перешелъ чрезъ Саганлугскій хребетъ горъ и въ 8-ми верстахъ отъ лѣваго фланга укрѣпленнаго Турецкаго лагеря расположился на бивакахъ.

На другой день, 15-го Іюня, по полудни въ 3 часа, Главнокомандующій, желая осмотрѣть непріятельскій лагерь, и взявъ съ собою два пѣхотные полка, двѣ легкія артиллерійскія роты и нѣсколько казаковъ, поднялся на верхъ высокой горы, раздѣлявшей насъ съ Турками. Непріятельскій лагерь былъ отъ насъ не болѣе какъ въ 4-хъ верстахъ, и видѣнъ какъ на ладони.

Множество разнообразныхъ и разноцвѣтныхъ палатокъ, какъ бурею раскиданныхъ по необширной, однакожъ прекрасной долинѣ, окруженной лѣсистыми горами, составляли красивый, но безтолковый лагерь Турковъ. Посреди сего стана, на невысокомъ холмѣ, стояла большая, круглая, зеленая, палатка самого Гагки-Паши; всѣ выгодныя вокругъ лагеря, возвышенія были укрѣплены полевыми орудіями.

При появленіи Графа Эриванскаго на вершинѣ горы, отдѣлявшейся отъ лѣваго непріятельскаго фланга двумя преглубокими оврагами и частымъ лѣсомъ, Турки высыпали изъ своихъ палатокъ, поспѣшно стали собираться, сперва въ небольшія кучи, а вскорѣ, составивъ толпы, разошлись по мѣстамъ боеваго порядка: двѣ толпы заняли лѣсъ, лучшіе наѣздники прискакали на вершину горы противъ Графа, и, разъѣзжая, стрѣляли изъ пистолетовъ. Около Пашинской Палатки, неподвижно, стояла нарядная толпа Турковъ; надобно полагать, что это были важные чиновники съ ихъ прислугою. По захожденіи солнца, Главнокомандующій возвратился въ свой лагерь.

Въ ожиданіи і пока оставленный за Карсъ-Чаемъ вагенбургь нашь стянется за Саганлугскій хребет, на мѣсто, занятое Корпусомъ, Главнокомандующій, и на другой и на третій день, 16 и 17-го Іюня, всегда въ одно время, въ 3 часа по полудни, ѣздилъ на тѣ-же окружающія лѣвый флангъ высоты, съ пламеннымъ желаніемъ выискать средство перейдти горы и атаковать Пашу. Близкое, въ 4 верстахъ, разстояніе до непріятельскаго лагеря, и вѣрный успѣхъ въ побѣдѣ, воспламеняли предпріимчивость Графа Эриванскаго, тѣмъ болѣе, что съ этой стороны атака часъ отъ часу дѣлалась необходимѣе, ибо Сераскиръ, по слухамъ, съ 30-тысячнымъ Корпусомъ выступилъ изъ Арзерума и спѣшилъ соединиться съ Гагки-Пашею. Для атаки-же сего послѣдняго съ тыла надобно было въ однѣ сутки перейдти до 50-ти верстъ, не отдыхая, атаковать и непремѣнно разбить Гагки-Пашу, иначе Паскевичъ могъ-бы себя поставить между двумя сильными огнями! И такъ,

Увѣрившись въ невозможности атаковать Пашу съ лѣваго фланга, и видя необходимость разбить оба непріятельскіе Корпуса до ихъ соединенія, Графъ приказалъ исполнишь слѣдующее.

Іюня 18-го; въ 4 часа по полудни, Корпусъ долженъ выступить впередъ по Арзерумской дорогѣ; вторая-же колонна, Генералъ-Маіора Панкратьева, для прикрытія сего движенія со стороны Гагки-Паши, должна идти опять, на…

 

(Продолжение следует)