Главная тема постсоветских стран – строительство эффективных государств – уже несколько десятков лет не сходит с повестки дня. Литература обширна, на разных языках, опирающаяся на расходящиеся методологические платформы и идеологические доктрины. Среди точек зрения и позиций превалируют демократические государствообразующие институты, спор ведется о преимуществах парламентской или президентской формы правления, рыночные механизмы неоспоримо оккупируют сферу экономики и спор сводится лишь к корректировке политики правительства. А она напутствуется лозунгом: «Все ради развития общества». Но возникшие новые и непредвиденные обстоятельства посеяли серьезные сомнения в доброкачественности того дискурса, на который опираются популярные проповеди политиков.

Обнаружилось, что меньше всего от всех мероприятий правительства достается обществу. Более того, оно вообще мешает чиновникам и бизнесменам наслаждаться жизнью. Помимо обычных проблем с безработицей, сложилась ситуация, когда огромные массы образованных людей оказались лишними в своих странах. Их уму, уровню интеллекта, духовному развитию не находится адекватного применения. Они буквально изгнаны из своих обществ. То, что им предлагается взамен, не соотносится с их профессиональным формированием, не говоря уже о том, что и не устраивает их. Это торговля, посредничество, офисные услуги, рекламное мошенничество, писчебумажное и интернетовское идеологическое обслуживание богатых, вплоть до пресмыкательства за подачку. Куда им податься, или по-другому: куда деть эту массу абсолютно ненужных для узкоклановых келейных мероприятий правительства, руководствующегося, как оказывается, уже давно написанными и заготовленными впрок инструкциями, к которым даже подпускать нельзя образованных людей? Причем эта ситуация с небольшими вариациями типична для многих постсоветских государств. Как будто на гигантской фабрике, изготовляющей государства идет выпуск серийной продукции. Среди ответов на вопрос, куда деть ненужную массу населения (отходов этого производства), наиболее распространены два: сократить население до минимума с помощью разного рода «гуманитарных интервенций», либо начать полномасштабную войну, ведущую к той же цели, но значительно быстрее.

Эти два варианта большинство населения не устраивают. И взоры ответственных граждан обращаются к науке социологии. Какие закономерности функционируют в схожих обстоятельствах? Откуда вырос этот модный тезаурус? Можно ли найти схожие моменты в истории? Предполагается, что все в истории повторяется, но в некоем вариативном виде. Новые явления будут подобны корневым, затаившимся в нашем прошлом. А ветки повторяют структуру ствола. Исторический фрактал налицо. Он и есть скрытая структура закономерности. А какова она сама?

Любой трактат по истории содержит повторяющиеся коллизии. Например, в «Истории Рима» Тита Ливия (1), центральным конфликтом является конфликт между воинами, ушедшими воевать за величие Рима, и местными ростовщиками, которые в это время оплели солдат дикими процентами в надежде на стяжаемые ими трофеи. Конфликт завершается победой ростовщиков, и ограбленных солдат снова отправляют на войну «во имя величия Рима». И далее, регулярно, во всю эпоху средневековья и во всех регионах, от Византии до Рима, появление ростовщиков в администрации самоуправляемого города знаменует паралич выборной демократии и торжество необузданной олигархии вместе с быстрым летальным концом данного города или его самоуправляемого статуса (2). О современности с ее почти полным доминированием ростовщиков и зеркальным повторением прошлого не хочется и говорить. Это закономерное повторение пройденного совершается на фоне давно принятых мер предосторожности в виде запрещения ростовщичества в ряде религий.

Есть, правда, и серьезные отличия от исторически бытовавших в средневековую эпоху, когда крестовыми походами римская католическая церковь уничтожала «лишнее» среднее сословие, отбирая его имущество в свою собственность. В отличие от средневекового католического Запада, сегодняшние интеллектуалы умнее своих «демократически» назначенных руководителей и могут не попасть в расставленные силки.

Главный принцип и специфика каждого строящегося государства – отношение к своим членам. Именно отсюда вырастают все «неожиданно» возникающие изъяны – побочные следствия принятой структуры отношений. Этот принцип предполагает широкую гамму вариаций – от полного закрепощения населения, до предоставления определенных прав и некой свободы самоуправления. Обращение к историческому аспекту проблемы обнаруживает ощутимую полярность этой шкалы для двух, основополагающих для постсоветских стран, цивилизаций. Относительно западной нет споров. Но, известно, что ряд этих стран, в том числе и Россия, определенный период находились в ареале византийской цивилизации и даже унаследовали ее вариант религии, а также ряд ее государственно-правовых институтов.

Известный исследователь византийской эпохи Ф.И. Успенский в своем обстоятельном исследовании касается цивилизационного сравнения Запада и Византии и находит впечатляющие различия в отношении к производящему населению. Приведем выдержки из его работы (3).

На всем пространстве Европы складывается один и тот же социальный и экономический тип: помещичья усадьба и кругом зависимые от помещика крестьянские селения, жители которых находятся в зависимости у помещика, отбывая разные натуральные и денежные повинности в его пользу. Обстоятельства времени были так неблагоприятны, что свободный должен был искать себе господина и защитника. Причиной этому было отсутствие поддержки крестьянских общин со стороны государства. Весь строй государства неуклонно приближался к тому состоянию, в котором не оставалось места другим формам быта, кроме зависимости, исчезала не только личная частная свобода, но и материальные ее основания. В общине появлялись господская усадьба и зависимая от нее земля, рабы и крепостные крестьяне, сидящие на земле помещика. Этим решалась навсегда участь свободной деревенской общины. Отмеченный социальный процесс происходил в Западной Европе в VIII и IX вв. В законах и распоряжениях Карла Великого очень выразительно отмечены жалобы бедных людей на хищничество сильных, которые отнимают у них участки и лишают свободы. Каролинги пытались защитить слабых против сильных, запрещали «графам, викариям и судьям скупать имущество бедных под обманным предлогом, тем более отнимать насильно и похищать его»; высказывали желание, чтобы «графы не понуждали свободных людей к рабскому труду»; объявляли недействительными кабальные записи, по которым свободные люди отдавали себя в коммендацию (зависимость). Но императорские предписания не достигали цели. Посылаемые в провинцию ревизоры (миссы) доносили, что «безчисленное множество народа находится в угнетении, лишено имущества и свободы, и что графы и другие чиновники дурно исполняют законы» (3).

Ф.И. Успенский немногими словами характеризует конечный результат, к которому пришло западноевропейское развитие в X в. «Сверху донизу постепенно понижающаяся лестница иерархических ступеней. Верхние слои держатся узами сеньората и вассалитета, нижние находятся в полном подчинении феодальной знати, которая раскинула свои корни по всей территории, подвергшейся влиянию романизации» (там же). Вот и появился типичный фрактал, охватывающий все западное средневековое общество.

Продолжим выдержки из работы Ф.И. Успенского. С его точки зрения, развитие в Византии шло иным путем. В Византийской империи от VIII в. и до турецкого завоевания наблюдается постоянное разделение земледельческого сословия на два класса: свободный и зависимый. Первый сидел на своих землях и лично отбывал денежные и натуральные повинности, не исключая и военной; второй обрабатывал чужую землю и находился в разных степенях зависимости от духовных и светских землевладельцев. Крестьянский закон, изданный в VIII в., служит точкой отправления в истории экономического развития на Востоке. В этом законе отменяются римские правовые воззрения на патронат: в нем нет и помина о помещичьей усадьбе и зависящем от нее крестьянском населении. Но самым смелым и неожиданным нововведением в Крестьянском законе оказываются свободное крестьянское сословие и мелкое землевладение. Закон, по существу своему, поддерживает население Византийской империи, живущее в общине и управляющееся своим обычным правом. Здесь, несмотря на явное сходство первоначальных факторов общей им римской империи, восточное социальное развитие, однако, направляется не тем путем, каким шло западное, хотя экономическая среда, действовавшая разрушительно на западную общину, угрожала благосостоянию и византийской общины.

Сословие властелей или динатов, как они называются в греческих памятниках X в., а по нашему, олигархов, оказалось весьма опасным врагом крестьянской общины и мелкого землевладения. Пользуясь своим положением воевод, судей, сборщиков податей, эти властели (олигархи) обнаруживали очень вредное действие на крестьянскую общину, главным образом, вследствие своего помещичьего права. Они разоряли крестьянские дворы, производили вымогательства при сборе податей, в голодные и неурожайные годы выдавали крестьянам пропитание за высокие проценты или под залог имущества. Такой порядок вещей побуждал мелких землевладельцев продавать свои участки, закладывать или уступать по завещанию и по частным актам. Словом, нужда гнала свободных людей в кабалу, по сегодняшним понятиям – в миграцию, которая на Западе выражается актом коммендации (вступления в зависимость к кому-либо из сильных людей). И на Востоке крестьяне вступали в зависимое положение к помещику, закладывались за него и переходили в разряд барщинных и крепостных. Опасность угрожала столько же от властелей-олигархов, сколько и от того элемента, который вырос в самой общине, и который окрещен именем «кулак». Богатые крестьяне среди самой общины, пользуясь дурным экономическим положением соседей, скупали за бесценок земли и обращали в батраков тех, кто недавно был хозяином. Вот на это-то зло и были обращены заботы императоров Македонской династии. Целый ряд очень любопытных (и по-современному актуальных для сегодняшних процессов в постсоветских странах, в том числе и в Армении) мероприятий вскрывают нам законы этих императоров. Ряд мер был направлен к тому, чтобы поставить само сельское население в возможность бороться с экономическим злом; другой ряд мер предупреждает действие разрушительных элементов, т. е. направлен против самих властелей и кулаков. Чтобы предупредить распадение общины, закон установил неотчуждаемость земельного имущества у общины. Всякий раз, когда освобождался крестьянский участок за смертью владельца, или когда крестьянин хотел добровольно освободиться от своего земельного надела, на первое место по праву предпочтительной покупки выступали члены той же общины или волости. При этом закон указывает ряд (числом 5) категорий лиц и отношений в сельской общине, и только после отказа всех членов этих пяти категорий участок мог поступить в чужие руки.

Наконец, радикализм правительства дошел до того, что оно возложило круговую ответственность за несостоятельность общины на крупных землевладельцев данной местности. Помещики были обязаны круговой порукой охранять интересы мелкого землевладения. Еще раз повторим эту мысль: помещик был гарантией выживания общины! Когда ростовщики заказывали К.Марксу инструмент уничтожения остатков византийской цивилизации, они прекрасно понимали, куда должен быть направлен удар.

Остановимся на характеристике мотивов и чувств, которыми диктовались подобные законы византийских императоров. Это, в самом деле, редкие в истории высказывания властвующих лиц; Запад не может представить и тени подобия им. Вот, например, вступление к одному из законов, изданных в 934 г. (Романом Лакапином): «Есть люди, которые, отрицаясь от своей духовной природы и Создателя, заботятся только о земных благах и временном благополучии. От таких людей, с жадностью гоняющихся за богатством и подверженных страсти стяжания, происходят все бедствия, отсюда всякие замешательства, отсюда все несправедливости, отсюда великие и долгие страдания и стоны бедных. Но за бедных стоит сам Господь, говоря в Писании: ради мучения бедных и воздыхания убогих Я восстану. Если же сам Бог, возведший нас на царство, восстает на отмщение убогих, то как можем мы пренебречь своим долгом, когда именно от одних очей царских бедняк ждет себе здесь утешения. Ради того, имея намерение поправить, что было недавно совершено или дерзко предпринято против отдельных лиц, мы издаем настоящий закон, который послужит к устранению и искоренению ненасытной страсти любостяжания так, чтобы отныне уже никто не был лишаем своего, и чтобы бедный не испытывал преобладания сильных» (там же).

Насколько же прогрессивнее и умнее кажутся люди Х века, в сравнении с популярными политиками ХХ1 века! А вот что говорится о таких же мерах, предпринятых со стороны другого императора, Константина Порфирородного: «Он видел, что жадность людей ненасытных распространяется все более, что сильные люди прокрались в средину провинций и сел и угнетают там несчастных крестьян, что властели посредством насилия и различных хитрых уловок приобрели себе многие поместья. Что же делает мудрый государь? Он определил, что все богатые, со времени его провозглашения самодержавным государем (944) приобретшие покупкою, дарением или насилием поместья и поля в селах, должны быть изгнаны без всякого вознаграждения» (там же). Ну, пожалуй, с этим трудно согласиться, сегодня был бы более предпочтителен приемлемый компромисс.

Самым радикальным государем, принявшим суровые меры против властелей, был, несомненно, известный император Македонской династии Василий II Болгаробойца.

Сделанные выдержки красноречиво свидетельствуют, что здесь мы имеем дело с тем же экономическим явлением, которое наблюдалось и на Западе в VIII и IX вв. Там и здесь решался многознаменательный социальный вопрос: быть ли мелкой земельной собственности, или предоставить дело естественному процессу разорения мелких хозяйств и воспользоваться для государственных целей крупным землевладением? Сегодняшняя формулировка этого вопроса звучит аналогично: быть ли государственной поддержке малого бизнеса или все отдать крупным корпорациям?

В Византии воспрепятствовали первому варианту. Византийские цари не только остановили процесс в начале его развития, но и изучили его во всех подробностях и вступили в упорную борьбу с высшей чиновной и служилой аристократией. Каролинги же действовали без надлежащей энергии и не приложили сердца к интересам изнемогавшей сельской общины. После Карла Великого на Западе социальный процесс совершился безвозвратно в интересах поместного сословия. На Востоке, благодаря указанным выше мерам, крестьянская община была предохранена от разрушения. В наших социолого-математических терминах здесь восторжествовал иной фрактал, способствовавший горизонтальному развитию общества. Задержав социальную эволюцию на первой, т.е., на экономической стадии, византийские цари несомненно предупредили этим развитие того порядка вещей, который последовал на Западе: в Византии не могло «развиться сеньоратных и вассальных отношений», не могло образоваться феодальной системы. Византийская община не только пережила экономический кризис, но была поставлена в такое положение законодательными памятниками X в., что ее будущность была вполне обеспечена, и никакие разрушительные силы не могли сломить ее до турецкого завоевания. Сельская община служила государству, удовлетворяя его расходы и защищая его против внешних врагов. Добавим, что после Латинского вторжения, вновь вошедшие во власть олигархи и совершили свое черное дело – сдали страну туркам.

Приведенные факты общественного развития, будучи сведены к конечным результатам, дают для Запада крупное землевладение и сословные притязания поместной и служилой аристократии; для Востока же — господство свободного мелкого землевладения и подчинение государственному принципу интересов поместного и служилого сословия. К сожалению, современная социологическая мысль увлеклась рожденными на Западе эфемерными конструкциями, в том числе, универсализируя без меры специфическую феодальную формацию. Ее отвергают и ряд авторов, исследовавших средневековые катарские общества Южной Франции, и не нашедших там и следов феодальных отношений (7).

Можно поставить вопрос о причинах, побудивших направить развитие Византии в сторону поддержки свободного крестьянства. В качестве предварительных догадок можно указать ряд факторов. Это и постоянно грозившая Византии опасность вторжения отсталых кочевых племен, разорявших земледельческие хозяйства, вечно тянущаяся война с Персией, опасность окружавшего Византию мусульманского мира и т.д. Т.е., ожидание военных действий было насущным настроением власти в Византии. А основной состав армии пополнялся именно свободным крестьянством. Еще один фактор – мощное воздействие свободомыслящих на культуру Византии, которая так и не смогла их интегрировать в свою культуру и вынуждена была, после их изгнания из Византии, приступить к их уничтожению. Под свободомыслящими в исторической литературе подразумеваются представители ряда социальных движений, отстаивавших идеи раннего и гностического христианства – павликиане, катары, гностики и др. Когда Византия находилась в сложном военном положении, они приглашались для защиты ее границ. Когда опасность миновала, их бунтарский дух и более высокий по сравнению с общим населением Византии культурный уровень, делал их неудобоваримыми для страны. Изгнание их из страны и является подлинной причиной падения Византии, как считает Ф.И. Успенский, и нет резона ему возражать. Олигархат и интеллигенция несовместимы. Богатство сохраняется только при условии его легитимизации внутри общества, а роль интеллигенции как защитницы общества этому препятствует.

Но избыточный дух свободы содержит не меньшие неудобства для страны. Известно присущее Византии перманентное противоборство крупных властелей за власть. Империя трещала от раздоров между феодалами. Например, как свидетельствует историк Никифор Вриенний: до восшествия Алексея Комнина муж сестры Алексея Комнина Никифор Мелиссинский, как и десятки других византийских феодалов, активно использовал в борьбе за императорскую власть турецкие войска. И вот, «привлекши на свою сторону турецкие войска и турецких военачальников, обходил с ними азийские города в красных туфлях; и граждане предавали ему как царю, и себя, и свои города. Через это он невольно отдавал их туркам; а отсюда произошло, что турки в короткое время сделались обладателями всех азийских, фригийских и галатийских городов» (4). Кстати, в популярной политологии никому неизвестны имена Алексея Комнина и десятков выдающихся императоров и полководцев времен Византии, которые на голову превосходили вымученные фигуры популярной западной масс-культуры, типа Юлия Цезаря или Наполеона, и действительно символизировали особую культуру аристократии, на сегодня полностью утраченную. Особенно заслуживало бы внимания виртуозное владение Алексеем Комниным социальными аспектами его царства, благодаря чему на столетия удалось продлить существование этой империи. Кстати, по некоторым данным, Наполеон – выходец из этого рода, что говорит о значимости и силе имевшегося и унаследованного культурного заряда. Алексею Комнину было присущее незнакомое нынешним руководителям отношение к людям как к большим детям, которым надо прежде всего помочь добровольно принять правильное решение. Однако не все ошибки прежней власти удалось исправить Алексею Комнину.

Положение земледельческой общины в Византии важно не только с исторической точки зрения, но актуально и для постсоветских стран, принявших западную версию государства и вступивших на тот же путь постепенного вымывания независимых слоев, их крепостнического, а порой и рабского подчинения богатым и сильным, вплоть до сокращения образования и науки. Это вопрос современный, он занимает и законодательство постсоветских стран, и от него зависит ближайшее их экономическое и социальное развитие, в том числе и Армении. Что земледельческая община повсеместно разрушается, это ясно для всякого, но стоит ли прийти на помощь этой общине,— на этот счет высказываются положительные и отрицательные мнения. Большинство экономистов, естественно, опирается на пример Запада, причем этот пример рассматривается как неизбежный закон экономической эволюции Однако, отмеченные здесь различия в историческом развитии Запада и Востока Европы имеют еще одно дополнительное происхождение. Западная цивилизация уже в раннем возрасте (римской империи) пала жертвой ростовщической идеологии. Римский Сенат – это собрание олигархов и их представителей. Протест против них катализировал созревание христианства, одним из главных пунктов которого был запрет ростовщичества. Особенно его отвергало гностическое раннее христианство, которое очень быстро было изгнано из, якобы «христианских», стран. Оно и составило костяк свободомыслящих, против которых были бессильны крестовые походы, инквизиция и современные методы подавления свободы слова. Кстати, в качестве иронии истории, от геноцида 1915 г. спаслись те гностики-павликиане, кто под преследованием официальной церкви были изгнаны в другие страны. Их учением является древнейшая, многотысячелетняя культурная традиция, пытающаяся следовать заветам Гермеса Трисмегиста принимать целое как путеводную звезду, и лишь потом частные и индивидуальные интересы (5, 6).

Подобные доктринальные различия в мировоззрении Запада и Востока относятся к самому существу этих цивилизаций, находя себе объяснение в личностях императоров, характере, темпераменте и многочисленных физических и культурных особенностях населения. Подобные особенности характера не раз были отмечены и византийскими писателями. Так, один просвещенный византиец, живший в эпоху господства латинян в Константинополе после четвертого крестового похода, высказал следующее суждение о взаимных отношениях латинского Запада и Востока: «Нам не след теперь предаваться унынию, будем стремиться к добродетели и украшать себя образованностью. Тогда мы по сущности и справедливости будем властвовать над нашими повелителями. Захватив крепости и замки, они думают повелевать посредством насилия, отнимая у нас имущества и лишая жизни. Но такая власть ненадежна и непрочна, ибо не оправдывается ни природными, ни благоприобретенными свойствами. Никто же не скажет, что львы, леопарды или волки властвуют над людьми, хотя они когтями и зубами достигают того же, что и наши победители. И никогда не удастся им вполне господствовать над нами, хотя бы они присвоили себе все наши стяжания, хотя бы оставили нас нагими или коснулись бы самой плоти нашей» ( 3).

Противоположности между западной и восточной культурой выражены следующим образом у писателя XII в. Никиты Акомината: «Латиняне считают раем ту страну, в которой суждено нам жить. Завидуя нам, они всегда злоумышляют против нашего рода и строят нам ковы. По обстоятельствам прикидываясь друзьями, в душе ненавидят нас, как злейшие враги. Между ними и нами утвердилась величайшая пропасть различия, нас разделяет самая резкая противоположность убеждений. Чрезвычайно гордые и надменные, они пользуются для своих целей мягкостью нашего нрава, приниженностью и скромностью» (там же).

Итак, история никуда не ушла, она вечно живет и повторяет себя (во фрактальных построениях), а наша задача – регулировать ее перекрестки. Кстати, когда выдавливаемые из Византии павликиане массово мигрировали на Запад, они произвели там подлинную революцию, предуготовив эпоху Возрождения в европейских странах. Но римская католическая церковь поняла, что это грозит обрушением всего Запада и катары-павликиане были уничтожаемы в крестовых походах. Инквизиция прежде всего боролась с первоначальным христианством.

Восхождение к целостности – непрерывный и бесконечный процесс. Он не имеет завершения. Но имеются ступени, своими культурными и ментальными симптомами сигнализирующие о некой достигнутой стадии, и предваряющие переход к следующей (7). Их можно нащупать в любой конкретной деятельности. Так, мастер мгновенно определяет уровень, достигнутый учеником, и строит дальнейшее его совершенствование. Если опять же вернуться к социальной сфере, то любой догматизм здесь сигнализирует об инструментальной стадии. Т.е., данное поведение является выплеском некой социальной технологии, полезным носителем которой назначен данный субъект, может быть бессознательно для самого себя. Так, миллионы, идущие на смерть во имя идей справедливости, вряд ли осознавали, какую эфемерную доктрину и во имя чего они реализовывали. Проигрыш Запада состоял в его безграничном эгоцентризме и, соответственно, узости взглядов.

Жесткая иерархия приводит к тому, что культура подчиненного слоя разнится от культуры вышестоящего тем, что последняя искажает законы оптимальности и симметрии, регулирующие жизнедеятельность нижней структуры. Возникает неизбежное напряжение вызванное противоречием между природными законами и эксплуататорской природой иерархии. В силу динамического гомоморфизма, диктующего соотношение между нормами, внутренняя структура каждого последующего этажа ступени упрощается. Более сложные, чем вышележащая, структуры должны быть уничтожены или упрощены. Например, диктатура, в которой есть толпа и лидер, и нет других социальных уровней, — это самый простой вариант социальной иерархии. И он ближе всего к примитивной форме деятельности. Чем насыщеннее уровнями и разнообразием социальный организм, тем он сложнее, тем сильнее в нем необходимость собственной ориентационной деятельности, ввиду которой он, естественно, более устойчив и эффективен. Но диктатура — необходимое состояние общества, если его необходимо довести до состояния «жесткого инструмента» поддержания иерархии, который также подходит для решения военных задач. Но в такой иерархии навыки к совмещению, компетенции к адаптации, способность к компромиссу слабо выражены.

Полнота социальной пирамиды дополняется еще одним важным свойством ее уровней — они все своеобразны, функционально зависимы и взаимодополнительны, взаимно обслуживают друг друга почти так же, как в живом организме выстраиваются органы. Следовательно, каждый из уровней только тогда сформировался окончательно, когда его элементы приобрели исключительные качества, обслуживающие другие уровни и отличающиеся от них. Поставим еще раз вопрос основной коллизии истории: является ли ростовщичество окончательным паразитическим слоем, или оно может быть гармонично встроено в социальную систему при его модификации? Ростовщичество являет примитивную по содержанию деятельность, ограниченную арифметикой, и потому оно противодействует интеллектуальному развитию человека, которое давно было включено в лозунги гностицизма. Сегодня мир не мыслит себе будущего без интенсивного освоения накопленной суммы знаний, т.е., он идет по пути гнозиса, а компьютерные технологии вытесняют многие профессии, в том числе и в банковской деятельности.

Теперь обратимся к следующему доктринальному вопросу, актуальному для современных поисков постсоветских стран: а почему им так понравилась представительная демократия, что они стали ее не просто популяризировать, а насильственно внедрять почти во всех постсоветских странах? Почему президент почти любой постсоветской страны оказался столь ограничен в своих полномочиях? По действующим в большинстве этих стран конституциям президент не относится ни к законодательной власти, ни к исполнительной власти, ни к судебной власти. Он имеет достаточно ограниченные возможности в области законодательной власти и исполнительной власти и не имеет вообще никаких возможностей в области судебной власти. Несомненно, тут сказалось влияние Запада. И оно простирается гораздо глубже, чем казалось ранее. Например, юридически, главным органом любой организации, выносящим окончательные решения, является общее собрание членов организации, а не ее руководитель, или собственник. Т.е., достаточно с помощью современных информационных технологий произвести в корпорации небольшую бучу, и любая организация падет «смертью храбрых». Так оно и случилось в 90-е годы. Подложенная мина взорвалась. Не в этом ли секрет отказа от президентской формы правления? Рассмотрим более подробно этот вопрос.

Известно, что в написании новых законов для ряда постсоветских стран участвовали западные эксперты и комиссии, например, та же Венецианская комиссия. Звучит зловеще, как напоминание о роли венецианских ростовщиков в организации Латинской оккупации Византии. Иными словами, новые законы не столько писались органами государственной власти, сколько утверждались ею, а точнее, законодательной властью государства. Одним из следствий намеренного вмешательства было введение первостепенности принципов и норм международного права и международных договоров по отношению к внутригосударственному праву. Таким образом в ряде постсоветских стран утвердилась формула утраты суверенитета, и построение государства стало приобретать, оккупационно-колонизационный характер.

Неважно, что в Конституциях стран указано, что правит народ. По действующему же законодательству власти у народа нет. Любые зарубежные санкции могут приостановить действие Конституции, как противоречащей международным договорам. А тут идет глобализация, целью которой является желание восполнить нехватку полезных ресурсов Запада за счет планеты. Ищем, где тут полезные ископаемые, где тут земля? Народ куда девать, спрашиваете? А скоро его не будет, у нас в этом опыт большой, отвечают глобализаторы.

Так какие же функции оставлены президентам постсоветских стран? На примере Российской Федерации можно показать общий механизм, действующий во многих постсоветских странах.

По Конституции РФ Президент РФ обязан подписывать и опубликовывать законы, принимаемые Государственной Думой РФ в нынешних условиях (когда закон проходит голосование в две трети голосов). Когда Президент РФ это делает, он просто выполняет свою обязанность по Конституции РФ. При этом вся ответственность за принятие данных законов лежит на Государственной Думе РФ и Совете Федерации. Президент РФ должен издавать указы, которые не противоречат Федеральным законам, то есть находятся целиком в правовом поле, которое формируется Федеральным Собранием. Иными словами, невозможна ситуация принятия Президентом закона, который не одобрен Государственной Думой. Налицо тот же фрактал о главенстве общего собрания организации. Монархия принципиально изгнана даже из политического поля. В политологический дискурс она не может быть включена. Печальна судьба монархов. Не будем вспоминать их имена.

Конституционное большинство – это те самые “две трети голосов”, потому что они позволяют влиятельной группировке принять любой закон без согласия кого бы то ни было. Даже если Президент РФ после первого принятия закона отправит его на доработку, и даже если в нём после этого не будет изменено ни единой буквы, и он будет принят двумя третями голосов в ГД РФ, то Президент РФ по Конституции просто обязан подписать и опубликовать его, возможности повторно отклонить закон, принятый ГД РФ двумя третями голосов, Конституция РФ не предусматривает. Функция президента сведена к исполнительной власти, и это происходит не только в постсоветских странах, но и во всех странах мира, включая “оплот демократии и справедливости” США.

Т.е., олигархическая структура, прежде всего, ростовщическая, пустила крепкие корни в постсоветских государствах. Их структура уже не позволяет им предоставить больше прав населению, чем дозволяют экономические, частные интересы богатых. Получается, что демократическая структура позволяет скрывать олигархический характер государственной власти. Парламент (Национальное Собрание, или иные вариации Общественного органа), составленный из представителей олигархии блокирует все неугодные ей решения и проводит только те государственные меры, которые находятся в русле ее интересов. Например, по Конституции РФ Президент РФ не имеет полномочий вмешиваться в деятельность Правительства РФ. Да, Президент РФ может разогнать (уволить, распустить) Правительство РФ, но в деятельность вновь сформированного Правительства он также не сможет вмешиваться по закону.

Таким образом, наше микроисследование показало, что социологически фиксируемыми симптомами доминирования той или иной субъектной ментальности являются адекватный им тип социальной организации и присущие ему отношения, ценности, нормы, законы, правила поведения и формы взаимоотношений, устанавливающиеся в обществе. Множество этих симптомов связано, пронизано типологическим единством (фракталом), и отдельные, явно фиксируемые поведенческие или когнитивные характеристики могут быть поняты только как индикаторы того или иного единства, и служат указаниями на ту или иную ментальность, наподобие того, как врач на основе признаков и симптомов устанавливает диагноз, т. е. считает некоторую совокупность признаков проявлением определенной болезни. Нейтральной социальной среды не существует. Каждая социальная организация, страна, государство или мировой порядок создаются для определенных целей и под конкретного социального субъекта. В этом плане ростовщичество хорошо известно человечеству и формы дальнейшего существования населения этих стран под его опекой неутешительны. Особенно принимая во внимание исключительные возможности современного электронного слежения за поведением и мозгами.

С этой точки зрения многообразные феномены групповой и общественной жизни можно типологизировать как взаимодействия разных по ментальности групп. Поэтому, вглядываясь по прошествии некоторого времени в прошедшие эпохи, можно распознать характерные для всех эпох доминирования данного субъекта типичные и закономерно присущие ему социальные черты, в том числе и рождаемые оппозицией к нему, и встроить их в теоретические схемы социологического знания. Так, можно уверенно говорить о росте анти-ростовщических настроений в мире и прогнозировать рождение оппозиционного ростовщичеству идейного течения, питающегося гностицизмом прошлых эпох. Совсем не случайно, что книги по тематике гностицизма стали бестселлером во всех европейских странах, и особенно в США, а его христианская разновидность – катаризм – стал программой европейского возрождения.

Неучет субъекта иерархии, в сокрытии которого заинтересованы паразитические слои, затеняет дифференциацию различных видов социальной энергии, которые порождаются, питают, обслуживают и укрепляют каждую иерархию. Каждой из них присуща сугубая интенциональность, энергетический тонус, степень динамики, закономерно проявляющиеся через ведущую деятельность данного субъекта. Как только зафиксировано стабильное отношение населения к тем или иным объектам, возникает четкая система ценностей и возможность ее использования для последующей манипуляции поведением. Поэтому изучение, или, по крайней мере, знакомство с присущими разным ступеням и слоям типам мышления помогает предвидеть их реакции и возможные провокации на этот счет.

Остановимся немного на этих ступенях общественного развития. Рост человеческого сознания происходит по тем же законам, что и рост всего живого, включая кристаллы, растения, организмы и общества. Основным законом роста сознания выступает рефлексия над предыдущим уровнем, перевод содержания на более высокий уровень и обогащение его новыми гранями. Каждой деятельности присущи свои цели, логика и технология, которые кратко можно обозначить как некий оператор, производящий присущие данной деятельности преобразования с предметами. Теперь, в процессе рефлексии, этот оператор обращается к самому себе и пытается подвергнуть тем же преобразованиям свою логику, цели и технологию. Т.е., фрактальным образом нарастить следующий уровень роста структуры. Фрактальная субструктура в ином масштабе повторяет самоподобные субструктуры предыдущих ступеней и путем саморепликации переводит сознание на новый уровень оформления и организации социального бытия.

Истинный смысл саморепликации есть воссоздание себя через самоподобие. Эта математическая конструкция отражает фрактальные особенности генетического кода Вселенной, в основе её лежат алгоритмы Золотых сечений. Таковы, вкратце, контуры общего пути, проложенного этими принципами, состоящего из последовательных стадий социально-природного уравновешивания. Упрощая эту мысль, можно сослаться на желание каждой семьи вырастить похожих на себя детей, и на стремление общества повторить себя в новых поколениях. Точно так же мы видим противоборство двух расходящихся ветвей социального целого: византийской и западной. Аналогично удостоверяют крепость этих типов идеологические и теоретические продукты каждой из вариаций. Тот дискурс, о котором мы говорили вначале, обнаружил свою скрытую идеологическую сущность. Это дискурс полной привязки человека к хозяину, к сильному, полная рабская зависимость, но выбранная человеком самим, в силу создания условий безысходности. Но законы фрактального построения социального мира обнадеживают нас в том, что точно так же бессмертен и иной, условно говоря, византийский способ организации общества. Предпринять меры к его восстановлению – задача современной социальной инженерии.

Рассмотрим более подробно различие этих способов. Строго говоря, они являются разновидностями одной и той же цивилизации, ее сообщающимися сосудами, циклически пульсирующими в истории, и использующими слабости другой стороны. В западном типе бюрократия сосредотачивается на себе, отстраняясь от общества, которое воспринимается как враждебное, в восточной – общности выступают опорой государства и функционируют в своих социальных формах: амкарства, цеха, гильдии, коммуны и др. Их различие легко объясняется природой власти – когда народ подпадает под правление иноземной власти, бюрократия не может быть иной: ее задача, – по возможности, усмирить протесты, подавить сопротивление. Когда правитель – представитель того же народа, его задача – развить общество, сделать его и самого себя сильнее.

Сегодня постсоветские страны обретают новый статус, стремятся активней участвовать в международной деятельности, сбрасывают внедренные веками архетипы, в том числе, почитания ложных идолов, приобретают мощное современное вооружение. Само собой, что Западу сложнее проводить ту же политику, в результате которой он беспрепятственно использовал их природные ресурсы. Но Запад делает ставку на человеческий фактор, использует слабости человека, аморализм, поддерживает преступные кланы, сеет подкуп, хаос и конфликтность. Поэтому, на первый план в постсоветских странах выдвигается идеологический фактор, наличие крепкой концепции развития, подбор честных, не запятнанных ни в чем людей, умелых специалистов, не обязательно из своего клана, и повышение уровня грамотности народа. Нет принципиальных различий между типом человека и той социальной системой, которая сложилась. Если не совершенствовать человека, то всегда будет получаться прежняя система, а при его моральном падении, и гораздо хуже. Обратим внимание на социо-энергетическое обоснование социальных систем. Кажется, что западный тип более энергосберегающий, поскольку высокая степень зависимости препятствует отклоняющимся социальным сценариям. Но если мы обратим внимание на потенциальность социальной энергии, то больше выплесков социальной энергии у восточного типа. Каков тогда выбор постсоветских стран? Преодолевая недостатки каждой из цивилизационных разновидностей, они заимствуют сильные их черты, и тем самым получают творческий импульс, который при благоприятных обстоятельствах ознаменуется прорывом в новое, более прогрессивное измерение.

Международная обстановка, в целом, способствует активности этих стран. Наметился крен Запада к ослаблению, американская однополярность уходит, что является приглашением этим странам действовать более принципиально и давить, прежде всего, на моральные факторы международных отношений, сближаться с мыслящей интеллигенцией Запада, которая давно с тревогой наблюдает за беспорядочными, безрассудными и судорожными действиями своих политиков, наносящих США больший ущерб, чем их враги. Такое впечатление, что США идут ва-банк, поскольку не видят больше никаких средств спасти свою систему. Вообще США – классическая иллюстрация экологической системы, в которой существуют только два типа общностей – хищники и их жертвы. Другого населения там нет. А их жертвы – это наши союзники.

Имеет смысл готовить новые балансы сил, вводить модифицированные в условиях появления новых государств международные нормы, смелей включаться в урегулирование известных кризисов на основе многосторонних соглашений, не допуская, в то же время, каких-либо посредников в свои международные отношения. Должны разрабатываться новые коллективные механизмы реагирования на агрессивные выпады, необходимо прогнозировать и предупреждать импульсивность и непродуманность действий иных политиков, короче говоря, формировать полноценную дипломатию, не забывая и о вспомогательной роли народной дипломатии. Если оказался возможным транснациональный ростовщический мировой порядок, то почему бы не быть мировому порядку, устраивающему всех остальных? А основополагающими принципами новой дипломатии должны стать моральное измерение мирового порядка: справедливость и условия обеспечения совместного существования государств и региональных объединений с сохранением за каждым из них права на самобытное развитие.

Социальный мир – это саморазвивающаяся система, которая в процессе развития и перехода от одного состояния к другому, стремится к обновлению, но оставаясь в пределах полюсов, которые ей задали история и природа. Формы, противоречащие действию основополагающих принципов природы, со временем уничтожаются. Энергия, предназначенная для разрушительной фазы этой перестройки социального мира, как и энергия, предназначенная для созидательной фазы, имеют свои организационные структуры, которые, подчас, путают люди, не видящие истинной сути происходящего, неправильно понимающие конечную цель зарождающегося преобразования. Даже руководствующийся совершенно благими намерениями вполне может потратить всю накопленную энергию на разрушение, выбрав не ту организационную форму. Если предоставить событиям возможность развиваться спонтанно, неуправляемо, мир людей вполне может уничтожить сам себя; не только изжившую себя форму, но и само содержание. И под давлением этой ситуации каждое государство, каждый народ ищет свою оптимальную траекторию, свою тактику и стратегию поведения. В помощь этим поискам социология может выполнять функцию предуказывания более надежных путей развития, предупреждающего политиков и общественных деятелей об исторических последствиях возведенных в «героизм» действий, предвидя их бесславный конец, как и смысл их поступков. Социология берется раскрыть символическое значение подобной трагедии для последующих поколений. Совершенствование социологии приближает ее к методам социальной инженерии, когда с помощью мягкой силы, воздействием на чувства зрителя или введением новых организационных форм можно менять его убеждения и отношение к жизненным коллизиям, не обращаясь при этом напрямую к его разуму. Так, нелепость убийства из-за ревности или из-за слепого подчинения традиции заставляет людей отторгать такие обычаи из общественного обихода. В целом, опираясь на историю, социология вполне может претендовать на некую высшую социальную математику, предвидящую и рассчитывающую последствия человеческих действий на обозримый промежуток времени. Ведь многие из путей уже были проложены в истории. И они заканчивались известным уже образом. Зная это, наперед можно предпочесть наименее уязвимый путь. Но в отличие от абстрактной математики, социологическая рефлексия отслеживает потребности социума, любого социального образования, его метаморфозы и его отклики на динамически меняющиеся обстоятельства. Например, засилье порока и уродства, как бы оно ни пряталось под броней уголовно-колониальной защиты, вступает в противоречие с тягой общества к красоте и здоровому духу, как условиями развития и просто существования. Эти условия заданы природой и Вселенной, и нарушить их – значит уйти в небытие. Следовательно, лучше проложить асфальт на перспективных жизненных дорогах, чем по ночам копать рытвины и ямы в надежде на разбой сломанных машин и судеб.

Таким образом, в центре внимания социологии оказывается не только выявление законосообразных генетических связей реальности, обнаружение и осуществление объективной структуры социального мира, порождаемого определенностью и свойствами природно-антропогенного универсума, связью и алгоритмом его системных трансформаций в регулярной проблематике, предметности, своеобразии и уникальности индивидуального человеческого существования, но и внесение живого жизненного участия в судьбоносных для людей вопросах, обрамление их поведения в заранее просчитанные каркасы общественно безопасной активности, и мягкое, педагогическое и социально-инженерное подталкивание к свету научно-исторической истины.

Теория «социального» как специфического процесса универсальной связи человека с человеком и природой возможна как теория всего ее объекта, взятого в совокупности и движении его фундаментальных социогенетических зависимостей, учитывающих, в том числе и математические и космические закономерности природы, а не в виде неких частных теорий, избирательно высвечивающих отдельные грани объекта. Любая частная теория как заплата на концептуальном одеяле, высовывается из общности социального воззрения. Социальная теория есть целостное интеллектуальное выражение процессов возникновения и изменения мира человека, совокупный природно-антропогенный метаморфоз совместной деятельности людей. В этом плане восточный дискурс его акцентом на целом более аутентичен социальному миру и вскорости заменит уходящую западную социологию.

Дополнительным аргументом в пользу этой тенденции является нацеленность любой формы жизни на адекватное и аутентичное ее отражение в теории. При потере социальным субъектом аутентичного ему отражения наступает стадия его увядания, перехода в состояние инструментальной использованности, игрушки в чужих руках.

Каждая особь, единичный или социальный организм, пытается из минимального набора своих ресурсов выжать максимально возможный эффект. Когда ресурсов много, тогда деятельность по освоению ресурсов сводится к рациональному их использованию на базе типичных социальных конструкций – государство, налоги, армия, полиция и т.д. Когда же у человека или у социальной группы ресурсов мало или их почти нет, тогда главным ресурсом становится собственный духовный, и в этом смысле неисчерпаемый ресурс – знание, интеллект, талант, изощренная манипуляция человеческим поведением, создание всевозможных религиозно-идеологических концепций, нацеленных на исправление положения с ресурсами, самосовершенствование, вплоть до овладения экстрасенсорными и прогностическими способностями, выводящими людей из-под подчинения грубой силе власти.

В последнем случае, уже построенная социальная система трещит по швам. Она не была рассчитана и не предполагала такой тип людей. Последние, по мере кристаллизации своих идей, переходят в атаку на устаревающие принципы социальных конструкций. Они становятся вождями социальных движений и авторами новых социальных проектов. Только при этом условии можно говорить о каких-либо социальных преобразованиях. Если же тип людей не изменился, то любые преобразования исключены, ротация однотипных кадров ничего не меняет. Плохо то, что предыдущая система, укрепившись в идеологии, формирует железобетонный тип людей, обязанных стать церберами заученных наизусть нехитрых, но важных для предыдущей власти ограничений. Современное формирование определенных органов ничем не отличается от дрессуры. Исправить положение могут только природные закономерности, диктующие всем руководствоваться законами минимакса – минимальными усилиями производить максимальные результаты.

Даже если будет потеряно все знание, все равно, человек снова воспроизведет его, так как не он созидатель знания, а объемлющий и питающий его космос. Это до Платона говорил уже Гермес Трисмегист. Следовательно, нет нужды бояться потери или сокрытия знания. Открытый интеллект, настроенный на космическую волну, откроет заново все, что было в прошлом.

Литература

1. Тит Ливий. История Рима от основания города. Том I. Изд-во «Наука» М., 1989. КНИГА II. (Древний Рим, 500-е годы до н.э.), главы 23-30.
2. Հարությունյան Ա. Պանկուից մեր օրերը. Երևան, Անտարես, 2008, 228 եջ.
3. Успенский Федор Иванович. История Византийской империи. Том 1, Издательство: Астрель, Москва: 2001, – 143 c., ISBN: 5-271-03362-7, 5-17-011753-1. Глава – Сходства и различия в историческом развитии Запада и Востока.
4. Никифор Вриенний. Исторические записки (976-1087). Издательство Рязань, 2006, с.314.

5. Изумрудная скрижаль Гермеса Трисмегиста. http://www.kybalion.ru/germetizm/principy/124.html

6. ГЕРМЕС ТРИСМЕГИСТ КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ АРМЯНСКОЙ ТРАДИЦИИ МЫШЛЕНИЯ https://sites.google.com/aspu.am/ernest-grigorian/%D1%84%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BE%D1%84%D0%B8%D1%8F/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F-%D1%84%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D1%81%D0%BE%D1%84%D0%B8%D0%B8#h.p_afNQ7YAeXn5y

7. Archibald R. Lewis.The Development of Southern French and Catalan Society, 718-1050 https://sites.google.com/aspu.am/ernest-grigorian/%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F#h.p_OypFOX-Fwa40

1. Григорьян Э.Р. Возведение в степень как алгоритм социальной иерархии. http://www.yerkramas.org/article/132087/vozvedenie-v-stepen-kak-algoritm-socialnoj-ierarxii

Э.Р. Григорьян